— «…Половинная доля ресторана „Каприз“, а вторая половинная доля переходит Патрику Джонсону-младшему, моему единственному сыну. С условием, что ни один из наследников не имеет права уступить свою долю другому или третьему лицу в течение одного года со дня открытия наследства».
Келли в недоумении хлопала ресницами. Похоже, она снова проворонила самое главное и чего-то не поняла. Вернее, она вообще ничего не поняла. Как это половина «Каприза» переходит ей? По какому праву? И что это еще за условие?
Чарльз Венстертон заметил ее растерянность и пояснил, попытавшись успокоить:
— Келли, не волнуйтесь, я все вам объясню чуть позже. Нам осталась последняя воля мистера Джонсона, касающаяся уважаемой им миссис Вильямс.
У Келли все поплыло перед глазами. Она уже не слышала слов адвоката. В ее глазах вертелись какие-то разноцветные фонарики.
— На этом разрешите закончить, — услышала она сквозь этот «фейерверк» голос мистера Венстертона.
— Не разрешаю, — раздался громкий и явно раздраженный голос Патрика.
Повисла напряженная пауза.
— Я протестую. На каком основании эта… женщина получила половину моего ресторана?
— Во-первых, она получила половину ресторана вашего отца. А во-вторых, на основании завещания, собственноручно им составленного год назад.
— Год назад? То есть вы хотите сказать, что он изменил свое прежнее завещание?
Чарльз Венстертон кивнул.
— Я могу сделать вывод, что примерно год назад произошло нечто такое, что заставило моего отца изменить свою последнюю волю?
Адвокат снова кивнул.
— В таком случае я буду протестовать. Я считаю, что эта женщина вынудила… заставила, если хотите, моего старого и уже безвольного отца. Возможно, он уже не отдавал отчета в своих действиях, а она… она подло воспользовалась его старческой немощью.
— Да как вы смеете обвинять меня в подобном?! — воскликнула Келли. — Сразу видно, что вы были за тысячи километров и знать ничего не знали о том, как живет и чем дышит ваш отец. Так вот, мистер Джонсон до последних дней сохранял бодрость духа и тела. Если бы не сердечный приступ… — Она замолчала, с трудом сдержав накатившие слезы.
— Уж не вы ли довели его до этого сердечного приступа?
— Патрик, не говорите того, о чем потом пожалеете. — Чарльз Венстертон опустил руку на его плечо.
— Что ж, похоже, на сегодня разговор окончен. Я посоветуюсь со своими адвокатами и сообщу вам о своем решении, — твердо заявил Патрик. Затем он резко поднялся с кресла и в два шага достиг входной двери. — В любом случае я этого так не оставлю. Я не намерен год смотреть на то, как какая-то официантка разоряет мой ресторан. Я желаю продать его немедленно!
