Прорастить одновременно центнер зерна было негде, и трехпудовые мешки были отданы на ответственное хранение великовозрастному писателеву сыну Андрюшке, остепененному философу, альпийскому стрелку в отставке и темному пьянице с детства. А также — моему соседу по даче на волжском берегу и безотказному собутыльнику. Под крутой горой за моим нужником (в целях неразоблачения по разным причинам непьющими родственниками) Андрюшка зачистил площадку от ветвей и мусора, привез на лодке-гулянке сорокаведерную дубовую бочку и замесил в ней брагу. Ожидаемое зелье получило название в честь крылатого овсоеда мировой литературы — пегасовка.
Корчажничал Андрюшка по только ему неизвестно откуда известной народной кулинарии: неделю варил солод, замачивая на брезенте овес с горохом, потом молотил смесь в ручной кофемолке, перетирал в ступе, как Баба Яга, и только потом бросал закваску в бочку. Параллельно сложному органохимическому процессу брожение проходило и в уме нашего третьего соседа — новейшего историка, доктора наук Сани Кредера, человека пунктуального и тщательного. Работа в архивах и собственная биография немецкого ссыльнопоселенца приводили его к мысли, что богоугодное дело самогоноварения в среде голожопых научных работников, кроме правоохранительной тайны, требует технологически превентивных деяний как для сохранения собственного здоровья, так и избежания пьяных зачатий — актуальной трагедии шестидесятников, после которых, как известно, природа отдыхает до сих пор. Пользуясь своими обширными международными связями, Саня приобрел контрабандный самогонный аппарат чешского стекла и промышленного типа — с тройной очисткой с помощью сертифицированных ядохимикатов, дающей в результате чистый спирт без запаха и цвета. Но ожидаемого результата мы не получили.
Из-за сортира повеяло благолепием. И к корчме потянулись знатоки и сопьющие. Особенно стайки слабозамужних девушек-интеллигенток в очках и с сачками в телесном диапазоне от 60x60x60 до 90x90x90. Их неимоверное количество объяснялось перегруженостью штатов закрытого противочумного научного института «Микроб», где просиживала рейтузы старший орнитолог по секретному научному направлению «Перспективы развития соколиной охоты на болезнетворных тушканчиков» гостеприимная супруга корчажника, греко-римская красавица Наташа К — о (в далеком девичестве — Фемилиди).
Страна советов за бубонную вредность платила чумовым девицам не деньгами, а четырехчасовым рабочим днем и двухмесячным отпуском.
