Этот Лёша встретил его первый. Сказал, что они общаются с Ларисой, разговаривают... Он её полюбил и она, кажется, очень к нему не безразлична, но никогда мужу не решиться сказать. Он решил сам, но между ними ничего не было... Лариса, очень порядочная женщина. Но они любят друг друга и так долго тянуться не может.
Держался он сдержанно и достойно, миролюбиво, и твёрдо.
Первым делом захотелось дать ему по физиономии и от нахлынувшего гнева отнялась речь. Навицкий удивился себе, что стоит и молча слушает исповедь этого человека, набравшегося наглости заявить ему такое. И он испугался. Испугался, что это есть правда. Единственное, что он мог выдавить из себя, задыхаясь от возмущения и стыда:
- И что ты от меня хочешь?..
- Не оскорбляй её, - сказал тот, и безбоязненно и медленно двинулся прочь.
Домой он тогда заявился поздно и с порога сухо сказал Ларисе, не смотря в глаза:
- Я говорил с твоим... Алексеем, - и прошёл мимо.
Она, застывшая от страха, постояла в прихожей и тихо удалилась в комнату сына. После двух дней молчания, она сказала на прощание несколько фраз.
- Я не могу оставаться больше. Прости меня...
Он не ответил и не держал её. Она тут же оделась и ушла.
Мартовское солнце припекало днём, слепило снегом, тревожило душу. Лохматая Лера скулила и лизала руки, когда он возвращался. Он отпускал её и долго ходил вокруг дома, построек. Смотрел, как оттаивает земля с южной стороны, всё больше с каждым днём, слушал, как веселее звенят птицы у леса. Природа лечила. Он понимал – нужно как-то жить дальше.
Весной соседи стали чаще выходить из дома. Он стал замечать их необычный быт. Приглядывался. Раньше, разговор был только о собаке, которую он попросил покормить днём и подходить иногда, если она заскулит от скуки. Соседи часто уходили куда-то на лыжах и редко показывались вне дома. Но дни стали длиннее и теплее. Однажды он удивился, рассматривая их фигуры в лёгком облачении. Рая, как называл её муж, была очень стройной женщиной, лёгкой и изящной. Всегда в светлых одеждах. Он не поверил, что ей – пятьдесят один... Она даже старше его! Но ещё больше, его поразило то, что самому Даниилу Аркадьевичу в этом году, оказывается – все семьдесят! Мужик был статный, высокий, с мускулатурой гимнаста. Лицо хоть и пестрило морщинками, но ясный взгляд выдавал ясный ум. И ещё, что отличало молодых от стариков, он прямо держал голову и не сутулился. Точно, как скульптура Давида.
Навицкого сразу потянуло к ним. Стал расспрашивать. Чем они занимались там, на севере? Кто по профессии?
