Он слишком поздно понял, что слова «люди» в языке ставров не было, а было «аллери». Воины расхохотались.
— Мы-то люди, а вот ты…
— Говорливый какой, — сказал второй.
— Ну, — подтвердил третий, — может, тебе язык отрезать, ставр?
Стас замолк. Язык терять не хотелось, да и запал иссяк, когда он понял, что сморозил.
— Что там? — крикнул надсмотрщик.
— Пошли, говорун. — Копья уперлись Стасу в бок и спину. Пришлось идти.
— Вот, — сказал страж, выведя Стаса из толпы. — Бунтовал.
— Вот как? — Крысь прищурился, разглядывая Стаса. — А, так это тот, кого нам недавно продали.
Продали? Они еще и торгуют ставрами, как скотиной! Впрочем, этого и следовало ожидать.
— Еще не привык, да? — ухмыльнулся надсмотрщик.
Он отвернулся и сказал что-то на языке аллери.
— Протяни руки, — сказал один из воинов. — Живо!
Стас медленно вытянул руки, в тот же миг воин с размаху заехал ему в пах. Стас вскрикнул и упал. Аллери засмеялись. Скорчившемуся от боли Стасу ловко надели колодки.
— Теперь вставай!
Согнувшись от острой боли, Стас следовал за воинами, тянувшими за веревочный поводок. Стас никогда никого не убивал, но сейчас, будь у него автомат… Это же просто фашисты!
Карцер оказался тесным и сырым, как и положено карцеру. На полу не было даже соломы, а свет исходил из крошечного окошка под высоким потолком, до которого Стас не достал бы даже в прыжке. Двери как таковой не было — вместо нее железная рама с решеткой, скованная достаточно надежно. Даже могучие мышцы Стаса не могли погнуть эту конструкцию. Зато Стас видел часть коридора и соседние камеры, в которых, правда, никого не было.
«Все камеры Вселенной мало отличаются друг от друга, — слабо улыбнувшись, подумал Стас. — Что и неудивительно».
Растянуться во весь рост он не мог. Наверно, это и есть главное испытание для всех, кто здесь когда-либо сидел. Впрочем, аллери смог бы вытянуться. Отхожего места не было, из чего Стас сделал вывод о будущей прогулке. Он ошибся. Прошло несколько часов, наступил вечер — но никто не пришел и никуда не вывел. Превращать камеру в туалет не хотелось, но что тут поделать?
Интересно, надолго его упекли? Вряд ли: какой смысл долго держать взаперти здоровую рабочую силу? Так, подержат для острастки. Вспоминая случай с Крепкорогом, Стас даже себя зауважал. Вот кто бы мог подумать, что он, как декабрист, будет сидеть в крепости за бунт против власти? Но пришло время ужина, а в каземате было так же тихо. Никто не пришел, не принес еды, даже воды не было. А пить хотелось. Стас высунул язык и лизнул сырую штукатурку. Вот гады!
