И все же, могло быть и хуже. Я начинаю играть, пальцы проворно скользят по грифу, я встаю со стула, бью по струнам, нещадно истязаю гитару до тех пор, пока она не начинает визжать и кричать именно так, как я того хочу. Ну или почти так, как я того хочу. В этой комнате возможно подборка гитар на сотню тысяч долларов, но ни одна из них не звучит так же хорошо, как моя старенькая Ле Пол Джуниор — гитара, которая была со мной с незапамятных времен, та, с которой я записал наши первые альбомы. Та, которую я в порыве глупости или высокомерия или еще чего, позволил выставить на благотворительный аукцион. Блестящие дорогостоящие заменители никогда не звучали и не чувствовались так, как надо. И все же, когда я выжимаю из них оглушительные ноты, я забываюсь на секунду-другую.
Но все заканчивается слишком быстро. И вот Стим и звукооператоры уже по очереди пожимают мне руку и желают удачи в туре, а Олдос провожает меня к двери и усаживает в машину, и мы мчимся по Девятой Авеню к SoHo, отелю, в ресторане которого, как посчитал публицист с нашего звукозаписывающего лейбла, будет здорово провести интервью. Неужели они думают, что если мы засядем в таком дорогом публичном месте, будет меньше шансов, что я ляпну что-то не то? Я еще помню те времена в самом начале, когда интервьюеры писали для журналов или в блог, и по большей части были нашими фанатами, они в основном хотели говорить с нами о рок-музыке — обсуждать саму музыку — и говорить они хотели со всеми нами. Чаще всего это превращалось в обычную беседу, когда все выкрикивают свои мнения, стараясь перекричать друг друга. В то время мне никогда не приходилось следить за тем, что я говорю. А сейчас репортеры допрашивают меня и остальных участников группы по отдельности, словно они копы, которые держат нас в разных камерах и пытаются заставить нас сдать друг друга.
Мне нужно покурить перед тем, как я войду, поэтому мы с Олдосом стоим перед отелем под палящим полуденным солнцем, а вокруг нас собирается небольшая толпа людей, которые претворяются, что вовсе не пялятся на меня. Вот в чем разница между Нью-Йорком и всем остальным миром. Люди здесь сходят с ума по звездам точно так же, как и везде, но нью-йоркцы — или, по крайней мере, те, кто считают себя людьми с утонченным вкусом и слоняются по таким вот кварталам возле отелей SoHo, как тот, где сейчас стою я, — делают вид, что им это по барабану, даже при том, что они так откровенно пялятся на меня из-под своих трехсотдолларовых солнечных очков. И конечно, они выражают свою крайнюю презрительность, когда кто-нибудь из иногородних нарушает это неписанное правило и подходит, спрашивая автограф, как, например, только что сделали две девушки в кофтах с надписью «Университет Мичигана», к огромному раздражению стоящего неподалеку трио снобов, которые наблюдают за девушками, периодически закатывая глаза и посылая в мою сторону взгляды, полные сочувствия. Словно это девушки являются проблемой.
