— А потом что? Домой-то нас отпустят?
Чуть помедлив, Уайклифф сказал:
— Не думаю, чтобы вас задержали там на ночь. А пока ответьте мне на последний вопрос. У вашей родственницы наверняка были подруги. Кто-нибудь из них навещал ее?
Джейн постукивала кончиками пальцев по пластику стола.
— У стариков не бывает друзей-приятелей. Нет, никто к ней не приходил. Давно, уж с полгода…
— А до этого?
— Была одна старая леди, — сказал Клиффорд. — По воскресеньям приходила.
Джейн Рул вздохнула.
— Это он про Лили Армитидж. Она действительно бывала здесь каждое воскресенье, но потом ее так скрутило от артрита, что старуха уже из дома не выбирается. Если вообще жива еще.
— Где она живет?
— В городке, на Альберт-плейс. Вот только номера дома не знаю.
Во вторник утром, позже
Полицейский автобус они остановили на проселочной дороге у въезда в хозяйственный двор фермы, сплошь покрытый теперь слоем грязи.
— Высадишь меня у кемпинга — рядом с домом, — велел Уайклифф, — а сам поедешь и распорядишься насчет Рулов. Особой спешки нет, они никуда не сбегут. Направь за ними Кэрноу.
Чтобы добраться до кемпинга, пришлось пуститься далеко в объезд. Дождь лил отвесной стеной, капли лупили по крыше машины, дорога была пустынна. Керси подогнал автобус вплотную к крыльцу дома и дождался, пока ответят на звонок Уайклиффа.
— Кто там?
Женщина была болезненно худа; ее туго стянутые назад в «конский хвост» волосы делали лицо странно оголенным. Серое бесформенное платье-балахон походило скорее на драпировку, чем на предмет гардероба.
Уайклифф представился и спросил:
— А вы, если не ошибаюсь?…
— Я — Эстер Клемо. Вы нашли Хильду? — вопрос был задан командирским тоном.
— К сожалению, нет.
Черты ее лица, оживившиеся на мгновение, опять сложились в мрачную маску.
— Дома никого нет. Что вам угодно?
— Побеседовать с вами.
Она помедлила в нерешительности. Потом сказала:
— В таком случае, вам лучше зайти в дом.
Голос ее был с хрипотцой, манеры резковаты. Она провела его в гостиную — реликвию прошедших лет: семейные фотографии в рамочках и раскрашенные гравюры с шотландскими оленями по набивным обоям стен; в открытом камине горка смятой красной бумаги; внутри каминной решетки — огромный вазон из кантонского фаянса с букетом засушенных трав.
Эстер стояла, сцепив пальцы рук на животе, и ждала.
— Быть может, сядем?
Она пожала плечами и указала ему на кресло. Потом сама присела на краешек другого.
— Я к вам прямо из Трегеллеса.
— Ну и что с того?
