— Но, миссис Осборн, Ковач — служащий электрической компании.
Я не надеялась на особо любезный прием, но никак не ожидала такой примитивной лжи.
— Энни, когда будешь подавать десерт, угости и миссис Осборн. И захвати с собой блокнот. Вы не возражаете, миссис Осборн, если я сниму с вас показания?
— Какие?
— О вашем общении с Эндрю Гиллспи, например. Все, кто с ним общался, находятся под подозрением в убийстве профессора Ловенталя. Вы, разумеется, еще не знали об этом, когда сегодня утром пытались незаконно проникнуть в здание администрации университета. Но что делал там Гиллспи? Вы — репортер, в вашем случае это понятно. А он просто решил воспользоваться вами, чтобы проникнуть в здание.
— В таком случае, шериф, вам нужно снять показания прежде всего с самого Гиллспи.
— Я уже снял их, спасибо.
— Шериф, мы тогда еще не знали, что было совершено убийство. Охрана здания была отлично организована.
— Настолько отлично, что вам удалось обойти здание сзади и получить ту информацию, которую вам не удалось получить с парадного входа.
Я еле удержалась от смеха, ибо это была сущая правда.
— Эд Ковач представился вам как помощник шерифа?
— Нет.
— Но вам не составило большого труда узнать, кто он, не так ли? С одной стороны, вы считаете нас гестапо, а с другой — полицией.
Шериф разрезал пирог на несколько частей и стал есть его. Он жевал с какой-то автоматической аккуратностью, не выказывая особого удовольствия.
Миссис О’Мэлли падала десерт: яблочный пудинг, аппетитно пахнущий корицей, а к нему поставила на стол сливочник, полный до краев.
— Заключенным мы даем сгущенное молоко, — пояснила она, — а эти сливки с фермы Стива Хиггинса.
— Как вы можете догадаться, миссис Осборн, конечно, не он сам их нам доставляет, — не удержался сострить О’Мэлли.
— Очень остроумно, — язвительно заметила его жена. — Моя мать и покойная Ненси Хиггинс были подругами.
Шериф наконец поднял голову от тарелки. Его холодные глаза остановились на жене.
— Это правда, Джон Джозеф.
— Да, это правда, — согласился шериф и, поставив тарелку с десертом на грязный судок, стал так же размеренно жевать пудинг. Про себя я уже решила, что он убежденный трезвенник.
Позднее я узнала, что не ошиблась.
Откусив кусочек пудинга, поставленного передо мной, я тут же определила его несвежесть, и осторожно отодвинула тарелку. Когда миссис О’Мэлли наконец села передо мной с блокнотом наготове, я извинилась, сказав, что у меня аллергия на корицу.
