— Да, что-то в этом роде.
— Что ж, будет интересно узнать, что кто-то знает о тебе больше, чем ты сам. Разве не великолепно это стадо?
— Не видела ничего более красивого. А я выросла там, где разводили как раз «гернси».
— У нас предпочитали «холстейнов», они ближе к человеку, — заметил Хиггинс. — В Ист-Молайне.
Выходит, он родился и вырос в местах, где белые и цветные жили рядом.
Мы снова выехали на луг и направились к лесу.
— В соседстве с цветными есть свои преимущества, — заметила я.
— Вы, пожалуй, правы, — согласился Хиггинс. — Я понимаю этих людей. И многие из них меня тоже. Я направил полдюжины цветных юношей в юридические колледжи. Можете представить себе, что думают обо мне белые братья! Один из моих черных парней в прошлом году прошел в законодательное собрание штата. Не скажу, миссис Осборн, что начисто лишен предрассудков, но я не предвзятый человек.
Вот на этом стоило бы остановиться подробнее, подумала я.
— Между предрассудком и предвзятостью не такая уж большая разница, мистер Хиггинс.
— Мне нравится находить именно такую еле заметную разницу. А большую видит каждый: между мальчиком и взрослым мужчиной, между козлом и бараном и так далее. Кстати, зовите меня просто Стивом. Все так меня зовут.
Мы въехали в ворота, за которым начинались охотничьи угодья. Хиггинс оставил ворота открытыми. Вдали я увидела фигуры охотников.
— Настоящая охота, — сказала я.
— Если вы останетесь у нас до Пасхи, я устрою охоту в вашу честь. Как вы на это смотрите?
Я рассмеялась, и сделала вид, что обдумываю предложение.
— Не знаю, что сказать.
Мы пришпорили лошадей, пересекли поле и через другие ворота въехали в лес. Я готова была поклясться, что увидела лису.
— У нас водятся красные лисы, — сказал Хиггинс. — Чертовски досадно, но закон ставит охоте всяческие ограничения. К тому же явно бессмысленные. Я могу убить лису в своем поместье, но тут же должен доложить об этом. Наша цивилизация построена на лицемерии.
Я не могла не согласиться с ним, потому что идея охоты в мою честь мне понравилась, если только не по живой мишени.
Мы вернулись в дом. Умывшись в ванной комнате, примыкавшей к библиотеке, я села у камина с блокнотом в руках. Хиггинс остался в кабинете подписывать бумаги. Я слышала, как звонят телефоны и где-то стучит пишущая машинка. Над камином висел неплохой портрет президента Джексона кисти художника Сулли. Я с сожалением подумала о том, что Джексон мне не столь симпатичен, как, например, Джефферсон. Однажды, всего однажды, я проявила заинтересованность и отчаянно желала победы президенту. Это было в тот год, когда противником Трумена был Дьюи.
