— Сынок, ты уморился? — спросила она и взяла Прокопия за руку.
— Уморился, — тем же спокойным голосом ответил он. — Давай костер разведем. Помнишь, как дед Ваня сказал? Если заблудитесь, разожгите костер.
— А мы не заблудились. С чего ты взял?
И вспомнила, что сказал монах Нил: нужную тропу и время Бог укажет… Значит, надо ночевать здесь, в лесу. И ничего страшного. Надо только отыскать удобное место, где лучше развести костер.
— Заблудились. — Прокопий снова оглянулся, но в глазах его Зинаида не увидела ни страха, ни укора. — Но ты, мам, не бойся. Мы выйдем. Лес не может быть бесконечным. Главное, не ходить по кругу. Потому что, когда блукаешь, всегда идешь по кругу.
— Это тоже тебе сказал дед Ваня?
— Нет, я об этом читал в книжке. А мы ходим по кругу.
— Откуда ты знаешь?
— Вон, видишь березу со сломанной макушкой?
— Вижу. Это ее молнией разбило.
— Может, молнией. Может, снарядом. Мы ее уже проходили. Час назад. Только с той стороны. Вон оттуда.
— Да, Прокоша, я ее тоже помню. — Зинаида испуганно огляделась. Да, теперь совершенно определенно ясно, они заблудились, местность крутом незнакомая, куда идти, тоже неизвестно. И она поняла, что другого выхода, как заночевать в лесу, у них нет. И лучше остановиться прямо здесь, попусту не тратить силы.
Они свернули к березе со срубленной верхушкой. Листья вверху тихо шелестели, поскрипывали на холодном ветру. Но в тот самый момент, когда они подошли к ней и Зинаида уже освободила одну из лямок мешка, который все время оттягивал плечи и казался тяжелее каменного, Прокопий кинулся к ней и вскрикнул:
— Ма! Смотри! Самолет!
Фронт был рядом. По звукам, доносившимся из селений, которые они из предосторожности обходили стороной, по редким взрывам шальных снарядов, прилетавших с той стороны, из-за Варшавки, стало понятно, что они вышли в ближний тыл, что через два-три километра, а может, и меньше, начнутся немецкие линии. И здесь нужна была особая осторожность. Шли молча. Воронцов даже курить запретил. Хотя махорки давно уже ни у кого не было. Выкурили последние трофейные сигареты. Однако бойцы приспособились изготавливать табак из старого моха, листьев и травы. Курево, конечно, получалось слабым, а дым то невыносимо вонючим и приторным, то слишком кислым, то прогорклым. Но народ не унывал. Нелюбин посмеивался:
— Старики говорили: из бороньего зуба щей не сваришь. А ведь неправда! Кустарный-то табачок очень даже питательный, порою, у иных умельцев, вроде моего Куприкова, очень даже духовитый. — И вздыхал. — А что, товарищ курсант, как говорят: хлеба нету, так пей вино!
