К этой проблеме авторы книги приближались медленно — с разных отрезков «de longue duree»[24] советской истории. Андрей Кабацков — от изучения эпохи распада вплоть до второй половины 80-х гг.; Олег Лейбович и Александр Чащухин — от исследования хрущевских реформ, Анна Кимерлинг — от исторической реконструкции политических кампаний 1940–1950 гг., Владислав Шабалин — от изучения внутрипартийных конфликтов второй половины 1920 гг.; Сергей Шевырин исследовал эволюцию принудительного труда в сороковые — пятидесятые годы; Александр Казанков разрабатывал сугубо философские проблемы исторического познания, и только Анна Колдушко и Галина Станковская занимались изучением политических чисток «кадровой революции» 1936–1938 гг. Что объединяло всех нас, кроме места работы в Пермском государственном техническом университете, так это внимание к социальной истории, общее принятие идеи, что без выявления культурных составляющих любого исторического действия наше знание о нем не будет адекватным.
Интерес к изучению 1937 года пришел постепенно, под воздействием самых разных факторов, прежде всего — участия в подготовке сборников архивных документов, частично затрагивающих этот период[25]. В тексте, предваряющем раздел «Большой террор 1930-х годов», один из будущих авторов книги «Включен в операцию…» писал:
«Действительно, тридцатые годы XX века несмываемо и памятно маркированы 1937-м. Все, что было до него, только первые действия исторической драмы, развязка которой — неожиданная и кровавая — приходится на этот год. В 1937-м подведены итоги внутрипартийных дискуссий, завершен спор об Октябре, поставлена последняя точка в истории гражданской войны, раскрыты тайны социалистического хозяйствования, явлен в своей чистоте и незамутненности проект формирования нового человека. […] Государственный террор, два десятилетия подряд применяемый к классово чуждым элементам, был обращен на партийные и советские кадры. Именно их истребляли прогрессивным квадратно-гнездовым способом: по территориальному, ведомственному, служебному, должностному и национальному признаку.
Это не означает, что власти оставили в покое своих многочисленных исторических врагов: зажиточных в прошлом крестьян, священнослужителей, земских деятелей, либералов и социал-демократов меньшинства, социалистов-революционеров, офицеров старой и белой армий, бывших дворян и нэпманов, реэмигрантов и пр. пр. пр.»[26].
Из приведенного текста видно, что его автор являлся приверженцем парадигмы, согласно которой массовые операции лишь дополняли политическую чистку, но не являлись самостоятельной задачей «социальной инженерии».
