Однажды к автору определителя пришел молодой исследователь русалок, бледный от обиды, даже со слезами на глазах. Девушка, к моральным качествам и чистоте души которой он питал высокое уважение и с которой собирался соединить свою судьбу, пригласила его на tete-a-tete. Но чай с пирожными сервировала в ванной… Со стороны девушки, которая никак не хотела примириться с ночными русалковедческими экскурсиями молодого человека и ревновала его к русалкам, эта ванная шутка была явным ироническим намеком. Подобная контаминация науки и жизни настолько оскорбила моего знакомого, что он с возмущением ретировался, хлопнув дверью ванной. Позже упорство девушки привело к победе — молодые люди сочетались браком и с тех пор в записных книжках молодого человека отсутствуют записи о русалках.
Описанный случай вызывает особую досаду, потому что молодой исследователь обладал незаурядным дарованием и мог бы внести достойный вклад в науку о русалках. Его приятная внешность и мягкое обхождение очень импонировали русалкам, и они наперегонки старались завести дружбу с молодым ученым. Ни в одну из ночей, проведенных в поле, он не сомкнул глаз, поскольку русалки с охотой и удовольствием давали пояснения насчет своего образа жизни, духовных интересов и даже по части философии (последнее случается чрезвычайно редко). В общем, это была невосполнимая утрата.
Да и автору нередко приходилось сталкиваться с весьма скептическим к себе отношением, когда он пытался популяризировать в широких массах науку о русалках. «Ну ладно, а все-таки признайтесь, ведь с русалками, ну… кое-что было?..» И на устах вопрошающего возникает некая скабрезная усмешечка. «Конечно, у меня с русалками «кое-что» было», — обычно отвечаю я и добавляю: «Honi soit qui mal y pense!» («Стыдно тому, кто дурно об этом подумает!»). Статистика нашей науки свидетельствует, что в девяти случаях из десяти отношения людей и русалок остаются на уровне научных контактов. В лучшем случае знакомство ведет к совместному музицированию, легкому флирту, взаимному платоническому уважению, а дальше заходит очень редко. (В этом может убедиться и читатель «Книги о русалках» Эйзена.) Далекий от науки человек не понимает души исследователя, он хочет все радости мерить на свой аршин. Естественно, ученый тоже испытывает радость, занимаясь своим трудом. Склонившись над микроскопом, на предметном стекле которого помещен локон русалки или кусочек ее ногтя, он вкушает высокое наслаждение, не сравнимое с тем, что рисует в своем испорченном воображении задающий пошлые вопросы.
