— Слава Иисусу Христу.
Все хором ответили: «Во веки веков»… И равнодушно, издали, кивнули головой. Развалившийся на диване Хлевинский нахмурился и спросил:
— Что вам нужно?
Едва слышным, умоляющим голосом она униженно изложила свою просьбу и, несмотря на то, что мастер сердито, презрительно, сквозь зубы, сразу же отказал ей, не двинулась с места. Она стояла как вкопанная, разглядывала комнату, которая сейчас вызывала в ней еще больший восторг, чем когда-либо раньше.
«Вот где полное благополучие, — подумала она, — вот где безмятежное счастье… Истинный рай! А я-то мечтала о таком же доме и таком же достатке и для моего сына».
Губы ее дрогнули, она едва не расплакалась и, стиснув незаметно руки, медленно, с трудом произнесла:
— Сжальтесь над ним, пан Хлевинский! Ведь он нигде работы не найдет!..
— Пусть убирается ко всем чертям! — резко бросил мастер. — Мне-то какое дело? Я его знать не хочу!
В комнате воцарилась тягостная тишина. Присутствие Романо́вой всех, очевидно, угнетало; никому ведь не хотелось обидеть эту несчастную женщину. Она по-прежнему стояла неподвижно, взгляд ее блуждал по комнате.
«Господи! — думала Романо́ва. — Почему одним людям живется вот так, а другим совсем иначе… А я все надеялась, что и мы когда-нибудь заживем с сыном в таком доме…»
Тут она снова заговорила:
— Пан Хлевинский! Если бы покойный его отец встал сейчас из гроба, он лег бы обратно в могилу.
Никакого ответа не последовало. Мастер нервно дергал серебряную цепочку от часов, жена его тяжело дышала, одна из дочек, оторвавшись от рукоделья, с участием взглянула на женщину, стоявшую у печки, а широко раскрытые глаза гимназистов выражали недоумение; Зося же нагнулась и уткнула лицо в пушистую шерсть кота. А женщина все говорила:
— Неужели, пан Хлевинский, вы полагаете, что все это так уж безнадежно. Он пить бросит… Видит бог, обязательно бросит. Теперь я уже научена горьким опытом и не так-то легко верю ему, но знаю, что пить он бросит. Только бы ему опять устроиться к вам на работу! Вас одного он уважает, ему так стыдно перед вами… Ведь он такой замечательный работник… Сжальтесь над ним…
«Такой замечательный работник!..» Эти слова затронули слабую струнку Хлевинского. И в самом деле Михал такой замечательный работник! Мастер еще сильнее дернул серебряную цепочку и взволнованно взъерошил волосы. Хлевинская сказала мужу вполголоса:
— Если бы он только оставил Зосю в покое… Может быть, ты все-таки…
Но тут Зося, спустив с колен сестричку вместе с котом, вскочила со стула и, вся в слезах, упала перед отцом на колени. Осыпая поцелуями его руки и ноги, она прерывающимся от плача голосом заговорила:
