(Мф. 19, 6)». Апостол Павел называет брак «великою тайною».
О том, что православная догматика признает брак не только новозаветным, но и ветхозаветным таинством, говорят и инославные символики. «В Православной Церкви, — говорит Гасс, — брак является менее определенно христианским установлением, чем в Римско-католической. Христос не ввел брак, а только включил его в высшие религиозные и моральные отношения»[140].
Если учение о браке как райском таинстве имеет для себя твердое основание и в Священном Писании и в авторитетных памятниках церковного учительства, то учение о браке как таинстве лишь новозаветном заимствовано православными догматиками из учения римско-католического. Это учение, основываясь в конце концов на своеобразном взгляде на брак блаженного Августина, было санкционировано для Римско-католической церкви на Тридентском соборе, который на двадцать четвертой своей сессии постановил: «Брак есть по истине и в собственном смысле одно из семи таинств евангельского закона, установленное Господом Христом»[141].
Подчиняясь влиянию развитой на Западе богословской науки и не пытаясь выяснить догматическое учение о Церкви в раю, православные богословы нового времени пожертвовали глубоким истинно церковным учением о браке как райском таинстве во имя схематичности учения о семи новозаветных таинствах.
Но если таинство брака установлено в раю, сохранилось ли оно вне христианства, в еврействе, в язычестве? В символических книгах Православной Церкви мы не найдем определенного ответа на этот вопрос, и потому на наш утвердительный ответ нужно смотреть лишь как на theologumenon (частное богословское мнение).
Если таинство брака существовало в раю, то вследствие чего оно могло исчезнуть позднее? Вследствие первородного греха? Вследствие греховности всего человечества? Но первородный грех не касался взаимных отношений первой четы, он не был изменой их друг другу. Наоборот, блаженный Августин доказывает, что Адам нарушил заповедь Божию только потому, что не хотел разлучиться с согрешившей женой. «Супруг последовал супруге, — пишет он, — не потому, что, введенный в обман, поверил ей, как бы говорящей истину, а потому, что покорился ей ради супружеской связи. Ибо не напрасно апостол сказал: «Не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление». Это значит, что он не захотел отделиться от единственного сообщества с нею даже и в грехе»[142]
