В эту минуту Черницкая доставала из чемодана кукол различной величины и множество других, самых разнообразных игрушек. Были там и великолепные, точно живые, птички и причудливые зверюшки, домашняя утварь, сверкающая серебром и позолотой и тому подобное. Янова широко открыла рот от удивления, а глаза у нее стали грустными.
— Ах, боже! — вздохнула она. — Моим бы ребятам хоть поглядеть разок на все это…
Хелька посмотрела на нее, задумалась, потом живо кинулась к своим игрушкам и тряпкам и с великой поспешностью стала совать их в руки Яновой:
— Возьми, тетя, вот сова для Марыльки, а это рыбка для Каськи… Вицю, может быть, подойдет вот эта гармоника, ее только тронешь — и она чудесно играет… Бери, тетя, бери! Пани не будет сердиться, пани такая добрая и так меня любит… Возьми еще розовый платочек для Марыльки, а для Каськи вот этот голубой… у меня таких платочков много… очень много…
Янова с глазами, полными слез, хотела было заключить девочку в свои мощные объятия, но, видимо побоявшись измять ее воздушное платьице, ограничилась тем, что потрепала ее по атласной щечке. От подарков она решительно отказалась, но, поднявшись с полу, сказала:
— Хорошая ты девочка! Хоть и растешь важной госпожой, но бедными родственниками, которые тебя когда-то приютили, не гнушаешься…
Склонившаяся над большим сундуком Черницкая, услышав слова Яновой, выпрямилась и быстро, выразительно не проговорила, а скорее выдохнула из себя:
— Ах, дорогая Янова! Ну, кто может знать, кем он станет в будущем — важной персоной или мелкой сошкой.
Янова ничего не ответила, — растроганно улыбаясь, она смотрела на Хельку, которая, хохоча и прыгая, точно веселый, проворный котенок, в один миг набила ей все карманы конфетами.
— Это для Марыльки, — кричала она, — а это для Каськи, а это для Вицка, а это, тетя, для дяди Яна…
Вдруг она вздрогнула и лицо ее омрачилось.
— Здесь холодно! — сказала она, надув губки. — В Италии гораздо лучше и красивей… там всегда светит солнце и апельсиновые рощи… такие прекрасные… Мы здесь с пани долго не выдержим… наверно, опять поедем туда, где так тепло…
Черницкая уже надевала на нее мягкое, как пух, теплое пальто, но Хелька вырвалась из ее рук.
— Ай! — воскликнула она. — Как я долго не видела пани, пойду к ней! Adieu, тетя!
И, послав Яновой воздушный поцелуй, девочка вприпрыжку выбежала из комнаты, звонко напевая:
— Пойду к пани… к моей дорогой… к моей золотой… к моей любимой…
— Как она любит свою благодетельницу! — сказала Янова, обращаясь к Черницкой.
