Чуть позже подошла старуха по имени Укуема. «Я слышала, что они говорили про тебя, Напаньума,— сказала она.— Зачем ты вернулась?» «Вернулась, потому что не знала, куда деваться»,— ответила я.
Солнце уже стояло низко в небе, близился вечер. Я пошла за дровами. Вокруг никого не было видно. Но когда я ударила по сухому стволу, чтобы сломать его, то в ногу мне вонзилась отравленная стрела и насквозь пробила кожу. «Ай!» — крикнула я, схватила и выдернула стрелу. Но отравленный наконечник застрял в ноге. Я мгновенно оглянулась — в лесу никого не было. Я было побежала по тропинке в глубь леса, но нога сильно болела. Я села и попыталась выдернуть наконечник. Но вокруг него был кровавый пузырь, и у меня ничего не получалось. Тогда я изо всех сил надавила на него, и он лопнул. Я ухватила наконечник пальцами и выдернула его. Рана была большой и сильно кровоточила. «Если я снова побегу, то оставлю кровавый след. Тогда саматари разыщут меня и убьют». Я положила на рану гнилые листья, но кровь все равно продолжала течь. Тогда я взяла ком грязи и залепила им рану; я счищала кровь и снова клала грязь на рану. Когда грязь становилась кроваво-красного цвета, я ее снимала и клала новую: не хотела, чтобы саматари увидели капли крови.
Потом я спустилась вниз по склону и села на камень отдохнуть. Кровь никак не унималась. Я почувствовала, что яд постепенно убивает меня. Желтые стволы деревьев виделись мне, словно сквозь туман. Я смотрела в землю, а мне казалось, будто передо мной желтые листья. Ноги у меня отяжелели, и я не могла встать. Руки тоже стали тяжелыми, и я даже не в силах была пошевелить пальцами. Я слышала, как под ногами индейцев хрустят листья: «кша, кша, кша», но не могла подняться. А они подходили все ближе и ближе... Дрожащей рукой я схватила несколько листьев эмбауба[26] и прикрыла ими голову. В лесу начало темнеть. Индейцы были уже совсем рядом. Один из них сказал: «Идемте, она уже умерла». Но другой возразил: «Нет, ты своей стрелой только ранил ее. Ты ширишиве (трус)! Если бы я в нее стрелял из лука, то попал бы ей в живот, в грудь или в шею, и она умерла бы сразу». Я боялась, что они увидят меня. И я тихонько молилась, чтобы они меня не заметили. Я не могла не только бежать, но даже пошевелить ногой или рукой, мое тело точно оцепенело. Первый настаивал: «Идем, она наверняка умерла. Я выстрелил в нее такой же стрелой, что вчера в обезьяну. А ведь та умерла сразу. Напаньума валяется мертвой где-нибудь рядом. Мухи уже отложили свои личинки в ее рту и ноздрях». Я услышала, как они засмеялись: «А ты ее кровь видел? Муравьи и пчелы неплохо поели!» Больше я ничего не слышала и не видела. Всю ночь без сознания пролежала на земле.
