Играла скрипачка в этот вечер много. Успех у нее был большой. Я аплодировал, как мне думалось, громче всех, но соседи смотрели на меня с подозрением: им казалось, что я экономлю энергию и жалею ладони.
Но мой приятель, знаток музыки, вел себя странно: он то морщился, то качал головой, то пожимал плечами. Следует учесть, что в обычных условиях каждый из этих жестов сам по себе означал у него высшую степень растерянности.
— Это не она! — вдруг шепнул он мне. — Ту я узнал бы с закрытыми глазами. Я, как сейчас, слышу звуки ее скрипки. Почти никто не может извлекать из струн звуки такой красоты... У этой скрипачки есть кое-что от той, настоящей, но ни подлинного тембра, ни уверенности в исполнении... И это вообще не игра мастера. Очень странно!
— А внешность? — спросил я. — Ты же видел скрипачку много раз?!
— При теперешней технике маскировки внешность не является решающим доказательством тождества, — ответил мой музыкальный друг. — Вот манеру исполнения скрипача я никогда не перепутаю. Пусть Ойстрах загримируется кем угодно — любой поклонник скрипки узнает его по первому же взмаху смычка, по первому звуку. Это не она!
Мой приятель пошел к полковнику, начальнику контрразведки, и поделился с ним своими соображениями. Мы вместе пришли в «гримерную» — грузовик с тентом, где переодевалась скрипачка.
После небольшого разговора все, разумеется, выяснилось, и мой друг-музыкант хохотал больше всех.
Оказалось, «молодая, но уже талантливая» скрипачка в этот вечер действительно играла очень плохо, хотя и старалась изо всех сил. Дело было в том, что низкий потолок землянки не давал двигаться смычку до конца вверх. Артистка приноравливалась и так и сяк. То играла в несколько наклонном положении, то незаметно приседала, то...
— Почему же вы не сказали об этом? — удивился полковник.
— Перед концертом я предупредила интенданта, который устраивал помост из ящиков, что мне нельзя будет играть на такой высокой сцене. Но он посмотрел на меня презрительно и ответил: «Тут люди воюют, а вы играть не можете? Здесь, гражданка, фронт, а не Большой зал консерватории!»
А когда мы провожали скрипачку, то нам даже не удалось пожать ей руку — возле нее вертелся интендант и, вспоминая свой только что окончившийся разговор с полковником, каждосекундно хватал ее за руки, тряс их и извинялся, извинялся, льстиво и испуганно заглядывая артистке в глаза.
...Вот какой случай вспомнил я, увидев афишу Большого зала консерватории, где должен был состояться концерт знаменитой скрипачки.
