Надпись на сердце | страница 117
Но еще более удивительным показалось следующее обстоятельство: перед тем как худсовет удалился на совещание, Шпротов отвел жену с тещей в дальний угол зала, и они все вместе что-то оживленно обсуждали.
...Через некоторое время в театре привыкли к тому, что теща и жена после просмотров спектаклей и чтений пьес, выносили свое безапелляционное суждение, которому Шпротов следовал беспрекословно.
Директор порозовел, стал полнеть и обрел удивительно спокойный характер, чем начал явно выделяться среди нервных и мятущихся руководителей других театров.
И только каждый раз перед тем, как начать в коллегиально-семейном кругу обсуждение очередной новинки, Шпротов произносил одну и ту же фразу:
— Учтите: если меня уволят за это решение, то я тут ни при чем. Отвечаете за все вы. Чтобы потом никаких упреков — ясно? Ну-ка, а теперь выкладывайте «мое» мнение.
ЗАВЕТ МАТЕРИ
Услышал я эту притчу на полевом стане одной из тракторных бригад колхоза имени Октябрьской революции.
Рассказала ее повариха тетя Лида — по своему кулинарному мастерству человек выдающийся и знаменитый. Многократные попытки директоров городских столовых сманить тетю Лиду из села ни к чему не приводили.
— Я своему колхозу не изменщица! — отвечала тетя Лида, давая «соблазнителям» от ворот поворот.
Но ее любили не только за поварские подвиги. Тетя Лида была и чудесной сказительницей. Не было большего удовольствия для бригады, ежели после ужина тетя Лида расскажет что-нибудь. Тогда забывались даже обязательные перед сном танцы под баян. А сам баян отставлялся в сторону, и — я свидетель! — до самого конца тети Лидиного сказа ни один слушатель даже глаза не скосил в сторону «музыки»!
В этот день мне повезло дважды: я попал в полевой стан прямо на чудесный ужин, и у тети Лиды было отличное настроение. Поэтому и удалось услышать несколько мудрых ее рассказов.
Вот один из них. Как потом я выяснил, он был лишь вариантом народной сказки, но вариантом оригинальным.
— Есть, наверное, на земле и такие матери, — начала тетя Лида, — которые своих детей не любят. Не о них речь пойдет. А бывальщина эта про единственного сына, которого мать любила больше всего на свете. Любила да баловала. От труда трудного берегла, в дождь из дому не выпускала. Рос сын не то чтоб трутнем, но все же ленивым. Но мать свою уважал, когда к ней смерть пришла, убивался сильно.
«Дай мне, — говорит, — матушка, завет свой на прощанье! Выполню я любое твое слово!»
