Надпись на сердце | страница 106
И таких примеров можно привести великое множество. Старожилы, судя по этим заметкам, только вздыхают, ахают и удивленно разводят руками, признавая свое отставание от жизни и сожалея об ушедшей молодости.
Но седобровый дорожный мастер, который ехал с нами в грузовике, все великолепно помнил, был весел и меньше всего думал о своих сединах. Он полсотни лет прожил здесь, на Чайском тракте, знал его вдоль так же хорошо, как и поперек: «На каждой колдобине, детушки, по сто раз ноги сбивал».
Десять месяцев назад уехал мастер в Одессу — плохо стало со зрением, грозила слепота. Врачи спасли старику глаза, но почти год продержали его сначала в больнице, а потом в санатории в Крыму.
И вот сейчас, возвращаясь в родные края, старик радовался, как ребенок, каждой природной приметности, перед каждой сопкой срывал с головы кепку и кричал:
— Здравствуй, матушка! Привет тебе от родственников с Черного моря! Тетя Медведь-гора поклон прислала!
Он сам смеялся своим шуткам, и его мохнатые седые брови, похожие на усы, забавно елозили.
В кабине мы сидели втроем: шофер, я и старик.
Шофер, молодой красивый парень, виртуозно вел грузовик. Только почтение к его мастерству и заставляло старика сдерживаться: вот уже сто пятьдесят километров он и шофер находились на пороге крупной ссоры.
Началось с того, что шофер сказал:
— Вы сколько, батя, не были на Чайском тракте? Десять месяцев? Считайте, что вы на нем никогда не были. Сейчас, батя, такие времена пошли — один год пятидесяти равен. Знание местности, батя, не только от возраста жителя зависит.
Тон молодого водителя был так снисходительно-обиден, что старик, как говорится у шоферов, «завелся с пол-оборота».
— Это кому ты произносишь такие бессовестные слова? — запетушился он. — Да я, может, этот тракт самолично трактом сделал! Да я...
— Грузитесь, батя, — раскрывая дверцу кабины, пригласил шофер, — по дороге доругаемся!
Старик демонстративно сел подальше от водителя. Мне пришлось примоститься посредине.
В пути спор принял утонченно-вежливые формы.
— Эх, водички бы испить холодной, — мечтательно сказал шофер.
— Сейчас Гульбинская сопка будет, — как бы между прочим сообщил мастер. — А от нее, метров двадцать, родничок бьет из-под камня. Вода — что шампанское.
— Нет там родничка, — бездумно, из духа противоречия возразил шофер. — Сопка, верно, есть, а родничка нет. Иссяк еще до революции.
— Придется останавливаться, — вмешался я, беря на себя роль судьи. — Проверим, кто прав.