— Погибнет, — согласилась, разливая чай, Ремида.
— А чей же дом, в котором так уютно? — спросил, осматриваясь, повнимательнее, Ярослав. Сначала печку топил, потом картошку чистил, вел разговоры и только вот теперь расслабился и с интересом озирался в жилище. Оно лишь с виду было деревенским, по внешнему обличью, стенам, окнам. Внутри стояли книжные шкафы, скульптуры по углам, картины и гравюры, и тут же прялки, самовары и даже пары лыковых лаптей соседствовали с сочной акварелью «Трубеж летом».
— Раз нравиться тебе — живи, — ответила Ремида. — Не все ли равно, чей дом? Не видишь разве, что я в нем хозяйка? Как ты во время плаванья на корабле…
— Сегодня ты мой капитан, — расщедрился мужчина.
— Ловлю тебя на слове, — молвила она. — Можешь подымить на сон грядущий, а мне, как женщине, ночлег готовить.
Она расставила тахту, образовалось широкое ложе, и принялась стелить постель в просторной горнице>? принеся из соседней комнатки-боковухи чистое белье.
На кургузом низком табурете капитан сидел у открытой двери догорающей печи, бездумно курил, следя за бегающими над углями синенькими огоньками, и в душе его веселился второй Ярослав, он с испытывающим любопытством добродушно подзуживал двойника: «Ну-ка, ну-ка… Поглядим, каким ты будешь в эдакой ситуёвине, парень!»
Скосив глаза, капитан увидел, как Ремида уложила в изголовье две подушки и любовно, с нежностью взбила каждую из них.
«Дела», — мысленно вздохнул капитан.
Он попытался подвести под надвигающееся некое логическое основание, потом отбросил старания, решив, что желание поместить в благоразумие летящее на него событие пришло в сознание от излишней мудрости житейской, что ли…
«А может быть, и возрастное», — подхихикнул стороживший мысли двойник Ярослава.
«Заткнись», — беззлобно отстранил его капитан и вздрогнул, когда в горнице погас свет.
Красный отблеск от дверцы упал на его лицо, капитан бросил окурок сигареты на угли, поднял голову и спросил в темноту:
— Дверцу-то прикрыть? Или так оставим…
— Как хочешь, — ответила Ремида, голос ее показался Ярославу равнодушным. Это насторожило, возникло сомнение, и капитан поднялся, отворотился от пламени, чтобы глаза привыкли, а уж потом он решит для себя главное.
Но в горнице было вовсе не темно от заливавшего ее из трех окон лунного света.
Да нет, прикинул капитан, посмотрев на постель, в которой, откатившись к стенке, женщина едва угадывалась под одеялом. Две трети места были свободны и даже одеяльный уголок гостеприимно откинут. Какие тут сомнения.
