«Я дежурил по участку. Дел у меня особых не было. Да и какая у нас работа в рамадан, после ифтара. Прозвучал призыв к вечерней молитве, я стоял у окна, прижавшись лицом к стеклу. Вскоре оно запотело от моего дыхания, и я стал выводить на нем буквы. Тут-то я и увидел черный фургон, в каких перевозят обычно покойников. Он ехал медленно, то возникая в свете фонарей, то вновь растворяясь в темноте. У входа в участок машина затормозила. Я заметил на ней военный номер. Выйдя из комнаты, я остановился на пороге. Дверца кабины отворилась, на землю сошел молодой офицер, младший лейтенант, за ним солдат в полевой форме и старый феллах. Из кузова выпрыгнули еще солдат с сержантом и человек в штатском. Судя по их виду, приехали они издалека. Я понял, мне предстоит дело, которое заполнит томительные часы долгой ночи. Погода стояла холодная, но лица приезжих блестели от пота. Поздоровавшись со всеми, я предложил им сесть. Офицер, усевшись передо мной, помолчал, потом заговорил, и я понял, что имею дело со случаем из ряда вон выходящим. Но здесь замешан омда, а это человек, которого боится вся округа. Я растерялся, не зная, как себя вести в таких обстоятельствах. Слава Аллаху, маамур живет рядом с участком, — вон его дом напротив. Я решил позвонить ему и попросить указаний. Маамур в это время играл в шахматы со старшим сыном. Я извинился за беспокойство и доложил ему о случившемся. Он тоже сперва смутился, но потом приказал мне действовать в законном порядке, обещав прийти без промедленья. Я ознакомился с документами и вещами погибшего, послал за вами. Тут подошел и маамур».
Для начала я снова снял показания с армейского офицера. Он сообщил, что прибыл из Каира — передать тело погибшего на фронте его родным, но, как оказалось, человек, носящий имя погибшего, жив и здоров, а погиб совсем другой, пошедший в армию вместо него. От усталости офицер еле ворочал языком, потное лицо его покрывал слой пыли. В глубине души я усомнился в его словах, но он стоял на своем и решительно опровергал мои возражения. Затем я перешел к сопровождавшим его людям. Усадил перед собой друга погибшего. Он рассказал мне всю историю от начала до конца. Но я никак не мог поверить и спросил, не сохранились ли у него какие-либо старые документы погибшего на имя сына сторожа, скажем, удостоверение личности или школьный аттестат. Он попросил разрешения поискать в вещах, взял в руки воинское удостоверение, раскрыл его и вынул тщательно сложенный листок бумаги. Потом расправил его и положил передо мной. Это был аттестат об окончании школы второй ступени. Рядом с аттестатом друг погибшего положил удостоверение. Документы эти отражали извечное противоречие между лицом и изнанкой жизни. Воинское свидетельство официально удостоверяло: владелец его — сын омды, призванный на военную службу. А извлеченный из него аттестат доказывал, что вместо сына омды в армию пошел сын сторожа, хотя воинскую обязанность ни под каким видом не дозволено передоверять другому. Это было первое непреложное доказательство. В школьном аттестате значился номер удостоверения личности Мысри и дата его выдачи. Но среди вещей погибшего я нашел удостоверение с фотографией Мысри на имя сына омды. Номера и даты выдачи удостоверений личности были разными, хоть их и выписывало одно и то же бюро записи актов гражданского состояния, бюро нашего маркяза. Это лишь утвердило мое желание во что бы то ни стало докопаться до истины. Я почувствовал себя окончательно взбодрившимся, сонливости как не бывало. Снял китель, повесил на вешалку. До этого я работал, что называется, вполсилы, дело было еще неясным. На листке бумаги я записал имена лиц, которых необходимо было выслушать:
