— Как так, заочно?
Это я спросил. А из ответа его понял, что мы с ним, как небо и земля: он знал массу вещей, о которых я и понятия не имел. Он может поступить в среднюю школу в маркязе, объяснил Мысри, живя дома, в деревне. Заниматься будет самостоятельно, а в конце учебного года сдавать экзамены. Он уверен: за три года успешно закончит школу.
Сам не знаю, зачем я все это рассказываю. Просто хочу, наверное, уйти от собственных мыслей. Но разве это возможно! Я ведь с самого начала не хотел соглашаться. Весь мир не стоит горстки пыли из-под ног Мысри. Но легко ли было отказаться после всех посул и обещаний омды? Особенно смутили меня его слова насчет земли. Вчера я слышал: во многих деревнях землю уже вернули старым владельцам. Значит, и наша земля отойдет омде, хотим мы этого или нет. Я вечно был голоден. За словами омды мне чудились горы еды, — ею можно было досыта накормить всю семью. И я заколебался. Во время разговора с омдой я был настроен решительно: откажусь и все тут. Но теперь почему-то слова его бередили мне душу, прежней моей стойкости как не бывало. Пришла ночь, и мысли нахлынули со всех сторон. Ни в эту, ни в одну из следующих ночей я не мог сомкнуть глаз. Ночь казалась бесконечно длинной, а когда начинал брезжить мутный, серый рассвет, наступало какое-то странное успокоение, даже, пожалуй, отупение. Словно во сне шел я в мечеть, совершал омовение, молился и все думал: надо бы с кем-нибудь посоветоваться. Но, боясь, что люди меня осудят, хранил все про себя. Потом возвращался на подворье омды сдать дежурство. В тот раз после дежурства я замешкался и шел домой позже обычного. Здесь подхожу я к самому главному в моем рассказе — разговору, который произошел между мной и Мысри, когда я вернулся домой в то страшное утро. Вы уж меня простите. Знаю-знаю, именно этот разговор интересует вас больше всего. Но я не стану говорить о нем. Не могу. Нет сил. Да это и было бы предательством по отношению к Мысри. Вы, наверно, рассердитесь и, разведя руками, скажете: вот, мол, старик посмеялся над нами, рассказал лишь то, что самому захотелось, а о главном-то умолчал, струсил. Все случившееся со мною и Мысри в то страшное утро — не тайна. Рано или поздно вы это узнаете. Но только не от меня. А я пока попытаюсь вспомнить, о чем думал я потом, когда все уже кончилось. Каждый раз, бывая в мечети, я слышу слова имама: знай вы, что скрыто за пеленой грядущего, вы избрали бы настоящее. И когда в деревне случится какое-нибудь несчастье, люди говорят: о господи, суди нас, но будь милосерден. Умрет ли кто, погибнет ли урожай, или пожар спалит дома, крестьяне, возведя взор к небесам, повторяют: о боже, отведи от нас худшие несчастья. Раньше и я верил этим словам. Но после горя, обрушивавшегося на меня, говорю во всеуслышание: нет, откройся мне даже самое страшное будущее, я никогда не избрал бы того, что случилось.
