Что касалось горилл, язык жестов имел не меньшее значение, чем произносимые звуки. Элфи низко присела, расставила локти, оперлась костяшками пальцев о землю и выгнула спину, то есть приняла позу друга. Потом она сложила губы трубочкой и несколько раз глухо ухнула. «Опасность! — говорили издаваемые ею звуки. — Опасность совсем близко!»
Горилла, услышав, что это странное существо заговорило на ее языке, забавно подпрыгнула, оттолкнувшись всеми конечностями. Она почувствовала обман, но пока не поняла, в чем именно тот заключался. Если сомневаешься, стучи себя в грудь.
Хозяин вольера выпустил Артемиса из своих объятий, выпрямился во весь рост, высоко задрал подбородок, напряг грудные мышцы и забарабанил по груди ладонями.
«Я здесь главный. Не шути со мной». В смысле сомневаться не приходилось.
Честно говоря, совет был мудрый, но у Элфи не было выбора.
Непрерывно ухая, она бросилась вперед, потом пронзительно завизжала и вопреки наказам всех специалистов по дикой природе, когда-либо надевавших стэдикам,[6] посмотрела животному прямо в глаза.
— Леопард, — проухала она, полным гипнотических чар голосом. — Леопард!
Гнев гориллы сменился полным недоумением, которое, в свою очередь, вытеснил ужас.
— Леопард! — ухала Элфи. — Прячься!
Горилла, из-за гипнотических чар двигаясь с меньшим, чем обычно, проворством, словно под водой, направилась к задней стене клетки. Она разбрасывала по сторонам деревья и листья, оставляя за собой след истекающих соком стволов и примятой травы. Через мгновение животное скрылось в самом укромном уголке своего жилища.
Из-под верхнего навеса донеслись жалобные крики.
Потом Элфи, конечно, будет жалеть, что загипнотизировала животное, но сейчас она не могла себе позволить истратить на угрызения совести ни мгновения. Артемис был ранен, тяжело, возможно, смертельно.
Горилла бросила Артемиса на пол, как обглоданный скелет. Юноша лежал неподвижно, словно мертвый.
«Нет. Не смей так думать».
Элфи кинулась к другу, последний метр она буквально проехала на коленях.
«Нет, слишком поздно. Его уже не спасти».
Лицо Артемиса было бледным как мел. Длинные черные волосы пропитались кровью, белки глаз мутными полумесяцами поблескивали из-под полуопущенных век.
— Мама, — едва слышно произнес он.
Элфи протянула к нему руки, искры магии уже плясали на кончиках пальцев, как миниатюрные протуберанцы.
Она замерла, прежде чем магия смогла перескочить в тело Артемиса.
— Если я исцелю его, то одновременно обреку и на смерть. Моя магия действительно заражена чаротропией?
