Здесь, в тиши этих выбеленных солнцем древних строений, этих древних полей, поросших кустами шиповника и кишащих кроликами, этого неторопливого ручья и этих далеких холмов, голубеющих в полуденном свете, Человек отважно бросал свои честолюбивые замыслы и золотые мечты прямо в лицо Времени.
И на каменистой ниве многолетних неудач и поражений, удобренной беспримерной дерзостью Человека, пробивались робкие ростки достижений, грубые зачатки какой-то не отмеченной пока ни в одной энциклопедии науки, которая когда-нибудь, возможно, изменит мир.
И даже больше: два человека исчезли!
Дорога подошла к концу, и Вульф быстро зашагал по прокаленной солнцем утоптанной земле бывшего скотного двора. Лишь очутившись внутри первого сарая, он на миг остановился, давая глазам возможность привыкнуть к мягкой прохладной полутьме. Пока он стоял на пороге, щурясь, до него донеслись шаги Джо Стрэнга.
— Это вы, Гил? — спросил молодой голос.
— Я, Джоэль, — отозвался он. — Как поживают твои питомцы?
— Здесь двенадцать. Пять исчезли. Я наблюдал за ними.
— Ты только и делаешь, что наблюдаешь.
— Мне интересно, что они собой представляют.
— А мне плевать, что они собой представляют, — сказал Вульф, — Что мне хотелось бы узнать, так это, куда они деваются — и как.
— Не «почему»?
— Господи, Джоэль, ну какая мне разница, почему?
— Такая, что это может быть как-то связано. Если бы нам была известна их цель и мотив — почему они исчезают и почему возвращаются снова, — тогда, быть может, мы сумели бы подойти немного ближе к «как»? Эх, если бы только я мог разговаривать с ними!
— Ты не можешь с ними разговаривать, — отрезал Вульф. — Они ведь животные. И все тут. Просто животные с другой планеты.
Он стиснул челюсти так сильно, что у него свело щеку. Очень глупо, напомнил он себе, бессмысленно пререкаться с Джоэлем Стрэнгом о Странниках. Если этот восторженный дурак считает, что он может разговаривать с ними, пускай себе считает так и дальше. В конце концов, это ничуть не большая утопия, чем сотня прочих вещей, которые уже были испробованы в ходе «Песочных часов».
До этого мгновения Вульф даже не осознавал того напряжения, под которым находился все это время, напряжения, которое он разделял со всеми остальными участниками проекта.
И ведь его нельзя было отнести исключительно на счет исчезновения Хендерсона. Дело было далеко не только в этом. Напряжение было неотделимо от самой работы. Оно увеличивалось, ширилось и нарастало у человека внутри до тех пор, пока не начинало душить его.
