Молодой человек заметил орфографические ошибки, но даже не улыбнулся, ему было не до смеха. Лишь подумал: вероятно, крупные грамотеи решили, что "тодальное" происходит от немецкого "der Tod", что значит "смерть".
Он вздохнул. Почему-то вспомнил жирного клопа, ползшего по супружескому ложу.
Следует заметить, что наш герой был в полной растерянности.
Представим себе рождественский вечер в беднейшей части города и, пожалуй, перенесем сюда главного героя нашего повествования. Именно рождественский вечер. Новогодний праздник хорош, но лишен той таинственности, того дивного умиления, а также необычной смеси страхов, благости и невесть откуда исходящих флюидов, которые столь желательны нам сегодня. В новогоднюю ночь хлопают пробки шампанского, шипит вода, когда на удачу льют в нее раскаленное олово, веселятся анонимные карнавальные маски. В новогоднюю полночь небо на миг расцвечивается красными, синими, зелеными ракетами, и бывает столь же светло, как днем. А рождественский небосвод обычно ниже и темней, порой он бархатисто-черный, фиолетово-черный, непроглядно-черный и гасящий звуки, так что невесть откуда падающие хлопья снега кажутся удивительно крупными и несколько ирреальными.
И даже одно и то же одеяние Санта Клауса существенно разнится в цветовой гамме — в Новый год оно светлее и ярче и как бы из лучшей ткани, а в Рождество какого-то более темного тона, как бы отдающего тайной, эхом далекого распятия.
Итак, в этот вечер молодой человек прогуливался в беднейшей части города, в предместье, как сказали бы люди старшего поколения, подняв воротник и нахлобучив шапку, ибо шел снег, густой и липкий по случаю оттепели, и, попадая на ресницы, оставался на них, так что окружающие предметы расплывались. Старые деревянные дома, бурые рабочие казармы как-то особенно жались к земле. Окна мерцали вроде бы совсем по-другому, по-особенному желтовато, в большинстве из них горели не лампы, а свечи, и косые тени от елок изламывались на потолках.
На узких улочках, тихих и пустынных, лишь изредка попадались запоздалые путники. Они пробирались, втянув голову в плечи, сквозь тесные щели, потому что именно такими представлялись под низким небом эти улочки, зажатые темными домами. Поздние прохожие шагали торопливо, сгорбив спину и потупив взор, будто пребывание на улице было сегодня чем-то запретным.
Таким образом, молодой человек шел почти в одиночестве, при желании мог заглянуть в любое невысокое окошко и увидеть сквозь реденькие занавески комнатку с елкой, свечами, ангелочками из станиоля и конфетами в целлофане, висящими на ветках. Вокруг елок люди сидели, сложив руки, удивительно тихо, и смотрели на оплывающие свечи, которые в рождественский вечер производят совершенно иное впечатление, чем в новогоднюю ночь. В глазах ребятишек мог застыть своеобразный страх (впрочем, едва ли различимый с улицы), да, совершенно необъяснимый страх, хотя еды на столах было больше обычного, в том числе даже коврижки и овсяное печенье, далеко не всегда им доступное.
