— Если вы принудите меня, — спокойно сказала Эмили, — я должна буду пойти к доктору и просить его вмешаться.
— Вы сделаете это? — воскликнула миссис Элмазер.
— Сделаю, — было ответом.
Старая служанка вдруг покорилась с выражением на лице, которое удивило Эмили. Она ожидала увидеть гнев, но глаза, смотревшие на нее теперь, выражали горесть и страх.
— Я умываю руки, — сказала миссис Элмазер. — Входите и берите на себя последствия.
Эмили вошла в комнату. Дверь немедленно затворилась за ней. Послышались тяжелые шаги миссис Элмазер, удалявшейся по коридору. Потом захлопнувшаяся дверь в кухню потрясла непрочно выстроенный коттедж. Все смолкло.
Тусклый свет лампы, спрятанной в углу и закрытой темно-зеленым абажуром, позволял видеть кровать с плотно задернутыми занавесями, а возле кровати — столик с лекарственными склянками и рюмками. Единственными вещами на камине были часы, остановленные в угоду раздраженным нервам страдалицы, и открытый футляр с машинкой для впускания капель в глаза. Запах курительных свечек тяжело висел в воздухе. Для взволнованного воображения Эмили тишина походила на безмолвие смерти. Она, дрожа, подошла к постели.
— Хотите поговорить со мною, тетушка?
— Это ты, Эмили? Кто впустил тебя?
— Вы сказали, что я могу войти. Чувствуете вы жажду? Я вижу на столе лимонад. Подать вам?
— Нет! Если ты раздвинешь занавеси, ты впустишь свет. Мои бедные глаза! Зачем ты здесь, душечка? Почему ты не в школе?
— Теперь каникулы, тетушка. Кроме того, я совсем вышла из школы!
— Вышла из школы? Моя племянница вышла из школы?
Память мисс Летиции сделала усилие, когда она повторила эти слова.
— Да, да; ты попросилась в школу, когда умер твой отец. При жизни отца у тебя всегда была гувернантка. Ты не любила гувернантку?
— Нет, милая тетушка. Я попросилась в школу только потому, что надеялась — перемена поможет мне перенести нашу ужасную потерю. Мне это помогло. Я нашла в школе доброго друга — Сесилию Вайвиль. Вы помните Сесилию?
— Ты куда-то должна была поступить после окончания школы, — сказала тетушка, — и, кажется, протекцию устроила Сесилия. О, душа моя, как жестоко с твоей стороны уезжать к посторонним, когда ты могла жить здесь со мною! — Она замолчала. — К каким посторонним? — вдруг спросила она. — Кажется, это был мужчина? Как его зовут? Имя исчезло. О, мой рассудок. Неужели смерть овладела моим рассудком прежде моего тела?
— Тише! Тише! Я скажу вам имя, тетушка! Сэр Джервис Редвуд.
