— Извините меня, я не могу положиться на мою память. Мне надо взять пьесу.
С этим резким извинением она пошла по направлению к дому. С некоторым удивлением Франсина обернулась и увидела учителя Албана Морриса.
Не восхищался ли и он сценой с кинжалом? Не желал ли скромно послушать, не приближаясь к ним слишком близко?
После того, как художник поспешно удалился, на лужайке появилась кроткая Сесилия, прехорошенькая, в широкой соломенной шляпке и белом платье с букетом на груди.
— В классной так жарко, — сказала она улыбаясь и обмахиваясь веером, — а некоторые девушки, бедняжки, такие сердитые на репетиции, что я убежала. Надеюсь, вам приносили завтрак, мисс де Сор. Что вы делали здесь одна?
— Я сделала интересное открытие, — ответила Франсина.
— Интересное открытие в нашем саду?
— Учитель рисования влюблен в Эмили. Может быть, она им не интересуется, а может быть, я была препятствием к назначенному свиданию между ними.
Сесилия наелась за завтраком досыта своего любимого кушанья — яиц с маслом. Она находилась в таком хорошем расположении духа, что была готова кокетничать с кем угодно.
— Нам не позволяют говорить о любви в этой школе, — сказала она и закрыла лицо веером. — Кроме того, если мисс Лед догадается, бедный мистер Моррис может лишиться своего места.
— Но разве это справедливо? — спросила Франсина.
— Эмили никому из нас не говорила об этом ни слова, и мистер Моррис секретничает. Время от времени мы видим, как он поглядывает на нее, и делаем выводы, — сообщила Сесилия.
— Вы встретили Эмили, когда шли сюда?
— Да, она прошла, не заговорив со мной.
— Может быть, она думала о мистере Моррисе?
Сесилия пожала плечиками.
— Возможно, она думала о новой жизни, предстоящей ей, и боюсь, сожалела о том, что вверила мне свои надежды и желания. Говорила она вам вчера, что ей предстоит, когда она выйдет из школы?
— Она сказала мне, что вы помогли ей. Наверное, я узнала бы больше, если бы не заснула. Что будет она делать?
— Жить в скучном доме, далеко на Севере, — ответила Сесилия, — и только со старыми людьми. Она должна писать и переводить для одного большого ученого, который изучает таинственные надписи — кажется, их называют иероглифами, — найденные в развалинах центральной Америки. Право, это невесело, Франсина! Эмили упрашивала меня помочь ей честным образом содержать себя. Что могла я сделать? Я могла только написать своему отцу. Он — член парламента. Все, кому нужно место, думают, что он обязан найти его для них. Случилось так, что старый друг отца — сэр Джервис Редвуд — искал секретаря. Держась мнения, что женщин следует допускать к мужским занятиям, сэр Джервис готов был взять к себе на пробу, «существо женского пола». Не ужасно ли так говорить о нас? Папа отвечал ему, что он не знает никакой дамы, которую мог бы рекомендовать ему. Получив мое письмо, в котором я ему говорила об Эмили, он написал опять. В это время к сэру Джервису обращались две просительницы. Они обе были старухи, и он не согласился взять их.
