Американский герой | страница 42
Наверное, надо набраться смелости и сказать, что я хочу лежать с ней рядом, проникать в нее и обнимать на глазах у всего честного народа. Но вместо этого я произношу:
— Я хочу; чтобы ты относилась ко всему серьезно. В том числе и ко мне. Потому что это касается нас обоих. Или найми кого-нибудь другого, а я вернусь в компанию и займусь махинациями на бирже, растратами и супружескими изменами.
— Я согласна, — отвечает она. Я по-прежнему держу ее за плечи. Наши взгляды наэлектризованы, и мы не можем оторвать глаз друг от друга. — Я могу относиться к тебе серьезно. Я так и относилась к тебе. — Мы продолжаем смотреть друг на друга. Она чуть приоткрывает локтем дверь. Это все?
— Нет, — отвечаю я и начинаю медленно притягивать ее к себе. Мы все так же не отводим друг от друга глаз. Ее взгляд не выражает ни согласия, ни протеста. Я ощущаю тепло ее тела еще до того, как оно прикасается к моему. Порыв ветра подхватывает ее волосы, и я ощущаю их на своем лице. У меня было много женщин, но ни с одной из них я не чувствовал того, что ощущаю сейчас от одного прикосновения ее волос. Я продолжаю притягивать ее к себе, — надо вам сказать, что в детстве я ненавидел поцелуи в кино и мечтал, чтобы герои поскорее снова начали стрелять. И повзрослев, я по-прежнему не любил любовные и далее постельные сцены. Но все происходящее с Мэгги так романтично и кинематографично, что, может быть, мои взгляды изменятся. (Однако, как выяснилось позднее, этого так и не произошло.) Страсть — величайшая драма человечества после смерти» но она не предполагает присутствия зрителей. И вот мы стоим на берегу Тихого океана: ветер, волны, потрясающее освещение и прекрасная женщина. Я держу ее за плечи, и мы находимся на таком близком расстоянии, что ощущаем энергетику друг друга. Микрочастицы, электроны, ауру. Остается преодолеть совсем крохотное расстояние, разделяющее наши губы.
И мы его преодолеваем. Ее губы прикасаются к моим. Это уже второй ее поцелуй. И первый, когда мне хватает смелости обнять ее и поцеловать самому. Мне уже за сорок, а я считаю поцелуи, как четырнадцатилетний мальчишка. Вслед за губами соединяются и наши тела. Я чувствую, как ее соски становятся твердыми, а бедра обмякают. Она прижимается ко мне, и у меня начинается эрекция, и я знаю, что она чувствует это. Губы ее приоткрываются, и я ощущаю их мягкость.
И вдруг она делает шаг назад. Не резко, но вполне решительно.
— Нет. Прости. Нет. Я сейчас не могу.