— Ну а какое это все отношение к Никодиму имеет? — не понял Деснин.
— Экие вы все нетерпеливые, едрень фень. Вот и менты мне все: короче, короче. Не могу я короче. И присказка эта тоже значение имеет, потому как еще тогда…
— Ты ближе к делу можешь, или нет? — оборвал Скипидарыча Деснин.
— Могу. Сюда я тебя привел, чтобы ты меня совсем за больного не посчитал. Потому что главная улика вот тут, — Скипидарыч постучал себя по голове. — Лет пять назад грохнули у нас здесь неподалеку одного бизнесмена, или бандита — их и не разберешь. А я за грибами ходил — могилку вот и нашел посреди леса. Тут такое началось… Но самое странное, что киллера все же нашли. На следственный эксперимент даже привозили. Запомнил я его тогда. Такой… никакой. Только вот вся харя в веснушках. Я у ментов так и спросил: что ж это за киллер такой, непохож на киллера-то. А они мне: ты чего, это ж Санька Мокрый, у него и кликуха оттого, что он мокрушник-беспредельщик. Деньги для него не главное — сдвиг по фазе, в общем. Мы, говорят, его давно пасем, вот, наконец, прищучили. Обычно такие долго не живут, но этот, видимо, исключение. И чего ты думаешь? Потом так и отпустили, едрень фень. Видать, кто-то что-то… Но не важно. Главное, видел я его на пожаре. Как увидел, так и понял…
— А он знал, что из-за тебя его повязали? — вмешался в повествование Деснин.
— Так я ж свидетелем проходил.
— В таком разе, может, это он не Никодима, а тебя спалить хотел, в отместку.
— Че ж он, дурак?! Мою кладбищенскую сторожку с никодимовой избушкой попутать.
— Но если это заказ, — Деснин еще раз посмотрел на след протектора, — и киллер здесь был… тогда уж совсем…
— Вот и я про то. Черти что твориться. Ладно бы кого — таких людей грохать стали.
Видно было, как у Деснина передернуло скулу, но он держал себя в руках.
— А ты кому-нибудь говорил об этом?
— Говорил, ментам тем же. А они мне: пить надо меньше. Эх, никто меня не слушает.
— Ну а деревенские? Если б не ты один, если б все…
— Хм, «все». Всем по большому счету наплевать. Всё равно, всё всем всё равно.
— Это как же? Ведь любили Никодима.
— Хм, любили. Да только в прошлой жизни все это было. Сейчас не до любви. Всем все по фигу. Измельчал народец ныне, другой стал. Гнилой народец, едрень фень! И как это быстро все попортились. Живо наш народ душою выцвел. Скажу я тебе, Коля, Бог умер, но не на Небе, а в сердцах людей. Дьявол, имя которому Капитал, выбил Бога из сердец, из душ людских. Ни мысли, ни идеи, ни черта, едрень фень. Деньги одни — вот мера всех вещей. Какая уж там любовь. Не до жиру, быть бы живу, шкуренку свою бы спасти. А что потом? Хана потом. Чужие люди, чужая страна. А, — махнул Скипидарыч рукой, — идем.
