Невозможно описать чувство, которое я тогда испытывал, боясь предстать перед отцом и всеми остальными.
Хорошо помню, как я задерживал дыхание и лежал замерев, надеясь, что от меня отстанут, оставят в покос. Но разве после слов Бекну мой отец мог успокоиться! Он столько колотил меня со всех сторон, чуть кости не переломал. И я не вытерпел — сбросил с себя бурку, вскочил и кинулся в заросшее кустарником ущелье Лехзирулы. Здесь было еще темнее, чем на лужайке, где раскинулся лагерь. Я ничего перед собой не видел, но все же бежал, продираясь через кусты, по очень крутому склону. Только бы убежать от отца — все остальное меня не пугало.
Я очнулся лишь внизу, на берегу реки. От пережитого волнения у меня спирало дыхание. Я поплескал себе воды в лицо и немного успокоился. Главное, за мной никто не шел, никто меня не преследовал. Да и какой безумец рискнул бы ночью, когда ни зги не видно, бежать по этому головокружительному спуску? Так рисковать бог знает чего ради никто бы не стал. Когда глаза мои привыкли к мраку и я смог хоть что-то различать, я посмотрел наверх, на край обрыва, с которого спустился, и обомлел: склон был не то что крутой, а отвесный. Не веря самому себе, я ощупал ноги, руки, всётело. Ничего не болело, я был цел и невредим... «Вот чудеса,— подумал я,— здесь бы медведь убился, а я целехонек, ни царапинки!..»
Сверху донесся крик. По голосу я узнал Сандро Гвалиа и разглядел его фигуру — стоя на краю склона, он звал меня:
—- Минаан, откликнись! Не ушибся? Цел? Откликнись, Минаан, не бойся ни отца, ни нас!..
Я затаился, замер. От растерянности и пережитого страха я плохо соображал.
К Сандро присоединился Максиме:
— Поднимайся, Минаан, никто тебя не обидит, все вкусное, что у нас припасено, тебе отдадим. Потом подал голос Бекну:
— Минаан, откликнись, пока у твоего отца сердце не разорвалось!
А отец молчал. Я знал его характер, знал, что когда он сердит на меня, то я хоть шею сверни, он в мою сторону не глянет. Однако я-то ведь его сын — я тоже заупрямился, звука не издавал. Тогда там, наверху, видно, заволновались. И кто-то, уж я не разобрал кто, начал спускаться по склону.
Я понял, что мое упрямство до добра не доведет, и крикнул:
— Я сейчас, дядя Бекну, сейчас! Наверху, видно, очень обрадовались тому, что я отозвался, и все в один голос закричали:
— Хау! Поднимайся, Минаан, сейчас же поднимайся, мальчик!
Теперь я уже разглядел, что по склону спускался Сандро Гвалиа. Оказывается (я это потом узнал), он сказал остальным: вы, говорит, здесь зубоскалите, а мальчонке бог знает каково... Но, услыхав мой голос и поняв, что помощь не требуется, он повернул обратно.
