Парижанин из Москвы | страница 25
Итог: «Он дитя до жути. Уйти к другому невозможно. Не даст он согласия на развод. У нас же был с ним разговор об этом: Нет, этого никогда не будет!»
Итак, Ольге Александровне приходилось и приходится сверять свои действия с состоянием мужа. Она взяла на себя определённые обязанности не волновать, не травмировать мужа. Уж не говоря об определённой недосказанности, позволяющей трактовать их отношения по-разному.
Нетрудно догадаться, как будет склонен понимать «травму Ара» И.С.: как мужчина, он почувствует определённое облегчение. Но надолго ли?
И поможет ли им обдумываемая Ольгуной встреча в Арнхеме, где работает брат Сергей. «Я бы уехала на отдых. Муж объявил, что ему некогда, что я могу отдыхать одна сколько хочу…» — О.А. учитывает и момент времени.
И, конечно, И.С. не мог не обратить внимание, что до встречи с будущим мужем у О.А. была её «любовь, её горе» и что муж даже «полюбил того… ушедшего». Полюбил ушедшего? Это как понимать? Каждый может понимать в меру отпущенных ему возможностей.
Так было положено начало неизбежному обращению в личное прошлое их обоих, о чём И.С. очень скоро пожалеет, и что доставит ему много боли и мало понимания.
А пока что И.С. полон добрых живительных чувств и надежд. Некоторые размолвки они преодолевают во время многословных объяснений.
В День святой Ольги поздравление живой и посещение «отошедшей» на русском кладбище в де-Буа сливаются в сознании Ивана Сергеевича: «…был на могилке. Много цветов, берёза-то как раскинулась — крест обняла, могилку — снуют муравьи по ней. Высокий восьмиконечный дубовый крест, с накрытием, как на Вашем родимом Севере, в Угличе где-нибудь, в Ростове — бывал я там. Лампадка в фонарике-часовне, образок Богоматери, литой, старинный, горькое написание словами Остромира. Солнце, ветерок задувает свечки, «вечная память».
Его застаёт на кладбище время теперь уже каждодневной «переклички» в 11 часов вечера с новоявленной Олей.: «Я слышу, и мне легко».
И.С. всегда и всё — звуки, краски, ощущения, догадки — воспринимал особым внутренним слухом-ви́дением.
Москва, хранимая в сердце
За время после смерти жены Ольги Александровны Иван Сергеевич передумал всю прошедшую жизнь, то обвиняя себя, что принимал бездумно, как должное, преданную, не знающую слов упрёка любовь жены, то умоляя простить. Он просил Олю присниться ему, сказать, что же ему теперь делать. Ему казалось, он больше не мог писать, а значит, совсем нечем было жить.