— Это верно, — согласился Чемберс. — Есть и другой ответ. Психологи сами рискуют сойти с ума.
Он поднял голову — как будто затем, чтобы взглянуть на Кемпа.
— Почему вы не присядете?
— Спасибо, — отозвался Кемп и рухнул в кресло.
Маленькая паукообразная статуэтка на столе вдруг ожила
и неуклюже, но быстро заковыляла к нему.
Харрисон подпрыгнул от неожиданности.
Чемберс негромко рассмеялся.
— Это всего лишь Ганнибал.
Кемп во все глаза смотрел на Ганнибала, а тот уставился на него, неуверенно протянув когтистую лапку.
— Вы ему нравитесь, — удивленно произнес Чемберс. — Считайте это комплиментом. Обычно он просто игнорирует людей.
Кемп застыл словно завороженный, не в силах оторвать взгляд от Ганнибала.
— Откуда вы знаете, что я ему нравлюсь?
— У меня свои методы.
Кемп осторожно протянул палец, и на мгновение коготок Ганнибала сомкнулся вокруг него — крепко, но нежно. Затем маленькое уродливое существо отодвинулось, припало к столу и снова превратилось в статуэтку.
— Что он такое?
Чемберс покачал головой.
— Никто не знает. Все теряются в догадках. Странная форма жизни. Вы же интересуетесь происхождением жизни — не так ли, Кемп?
— Да. Вот уже в течение многих лет я пытаюсь понять ее сущность.
Чемберс взял Ганнибала и посадил к себе на плечо. Затем порылся в пачке бумаг, лежавших на столе, и выбрал с полдюжины листков.
— У меня тут есть кое-что… Возможно, вам будет интересно. Вы слышали о докторе Монке?
Харрисон кивнул.
— Человек, исследующий Розеттский свиток Марса.
— Встречались с ним?
Кемп отрицательно покачал головой.
— Интересный мужик, — заметил Чемберс. — По уши зарылся в свои ненаглядные марсианские рукописи. Вкалывает практически не разгибаясь. Что-то, по-видимому, раскопал, но вдруг, похоже, испугался.
Он пошуршал листками
— Я на прошлой неделе получил от него весточку. Говорит, нашел свидетельство того, что жизнь — или, скорее, странная форма жизни — некогда существовала на пятой планете, прежде чем та разрушилась, образовав пояс астероидов. Марсиане писали, что эта жизнь способна сворачиваться в капсулу и существовать длительный период в состоянии временного бездействия жизненных функций — не механически вызванного глубокого торможения, к какому время от времени пробовала прибегать человеческая раса, а естественного инцистирования. Вероятно, это что-то вроде покровительственной окраски.
— Интересно, — прокомментировал Кемп. — Но не совсем по моей части. Такая форма предполагает много возможностей. Демонстрирует почти бесконечную приспособляемость жизни как таковой.
