Потом я к этому привык, потом меня по любому поводу носом в этого самого уникорнуса, сиречь единорога, тыкали, если я имел неосторожность выразить хоть малейшее неудовольствие. Сам, мол, виноват, с этого, мол, все неприятности и начались. А тогда мне это как-то резануло слух, я обернулся, чтобы ответить, но Гагамана сзади уже не было. И тут я вдруг осознал, насколько же изменилось - в целях моей же, якобы, безопасности мое окружение за минувшую неделю. Исчезли или же были безнадежно испорчены мои любимые вещи, все в комнате, в коридоре, на кухне и в прихожей было переставлено самым нелепым образом, даже книги на полках оказались перемешанными безо всякой системы, введены были какие-то нелепые ограничения - например, нельзя было подходить к дивану иначе, как держа руки в карманах, а теперь вот и это запрещение ходить по центру коридора в ванной постоянно текла из крана вода и горел свет, и газ на кухне тоже горел постоянно, потому что ни то, ни другое, ни третье по какой-то причине нельзя было выключать. Казалось, моему духу-охранителю претит все, что нормально и естественно для любого человека, что во всем этом он видит лишь источник опасностей и неприятностей, а безопасным может быть лишь мир, вывернутый наизнанку. И при всем при том, несмотря на введение всех этих, так сказать, мер безопасности, жизнь моя с каждым днем становилась все более трудной. Поняв вдруг это, я повернулся и пошел на кухню, чтобы всерьез поговорить с моим так называемым охранителем.
Я открыл дверь - и окаменел от ужаса. Прямо посреди кухни стояло, упираясь головой в потолок, какое-то чудовище, отдаленно напоминавшее человека с толстенными ножищами и маленькой головой на могучей шее. Оно водило этой головой в разные стороны, что-то высматривая, а у ног его, побелевший от ужаса, крался к двери Гагаман. Заметив меня, он застыл в неподвижности, потом напружинился, вскочил и кинулся в темноту коридора, увлекая меня за собой. Мы ввалились в комнату, закрыли дверь, задвинули ее диваном - и услышали мерные, тяжелые шаги в коридоре.
Наверное, имей я время подумать, я не стал бы совершать глупостей, что наделал тогда. Но поставьте себя на мое место - мне казалось, что не сделай я немедленно что-то радикальное, и тот, за дверью, вломится в комнату. Потому, когда Гагаман сказал, что нам осталось для спасения единственное средство - призвать на помощь щупликов - я ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку, хотя и ощущал в глубине души некое сомнение.
