Семен сбросил одеяло с потевшего тела. Фекла, засыпая, сказала:
— Митрия пошли… А только зря… Настасья-то не пустит… старика…
Семен не спал ночь. Утром напоил скотину, пошел к попу Исидору.
Поп, закрывая широкими ладонями глаза лошади, смотрел, как работник подталкивает телегу.
— Объезжать учу… — тихо сказал он.
Лошадь, как от ветра палатка, испуганно дрожала животом. Семен подошел под благословенье.
— Батины иконы в церковь хочу отдать.
— Не приму! — сказал поп и вдруг, как падающее, подрубленное дерево, зашумел:
— Отой-ди!.. Садись!..
Лошадь, лягаясь, понесла в ворота. Повисая на вожжах, кричал в телеге работник:
— Э-э-эй!.. Отой-ди-и!..
Поп, отфыркиваясь широкими, как у лошади, ноздрями, пошел в дом.
— Не приму! — сказал он в сенях и в горнице добавил: — Очистить их надо!
— Иконы древние…
— Знаю. А ты знашь, что он над ними делал? Не знашь! Я и сам не знаю!.. Может или нет быть, что он над ними изгалялся.
— Однако висели они… святые…
Поп сел на диван, впуская зеленые, кочковатые руки в волосы, сказал:
— Неси. Освящу!.. Измаяли вы меня, молиться не могу. Неси.
Дмитрий пьяный лежал на сене. Увидев поднимающегося на сеновал Семена, сказал гнилым, как водянистое бревно, голосом:
— Я, Сеньша, братан, пьянай… Почем зря я… — И вытер рукавом грязные, как поганые грибки, слезы. — Робить не могу, Сеньша… Думал, братан, пять лет… Подряд!.. Приду домой, пороблю… Не могу, Сеньша, я!..
— Обветрит…
Дмитрий вскочил и, размахивая руками, хрипло закричал:
— Я, брат, ничего не боюсь!.. Да!.. Ты, поди, думашь — боюсь…
— Ну, ступай к бате, — сказал Семен неуверенно.
— К какому?
— К Листрату… В восстанью… Скажи: пушшай идет. А то, бают мужики, в восстанью переселился Листрат Ефимыч. Тоды ведь нам кабала, парень.
— Я?.. Я, брат, не боюсь! Я могу! Я, парень, пойду! А кабала тебе будет, а мне никогда… Я, паря, в милисыю перейду. Наймусь! Я стрелять умею… Налево, круго-ом, ма-арш!.. Левой!..
…Как туча, обняла небо душа. Как травы — обняла землю. Костры вы мои желтые, птицы перелетные- глаза; голос — ветер луговой, зеленый и пахучий.
У каждого сердца плакал и смеялся. Буреломами, песками, болотами пахнут хмельно они.
Бороздит рыба ил речной. Река бороздит усталую землю. Какие камни падают в тучу? Какие лиственницы на камнях?
Эх, горы вы мои, горы Тарбагатайские! Эх, брат мой, волк красношерстный!
Сердце ваше целовал.
