У потухших костров, завернувшись в тулупы, спали мужики. Телеги вздернули оглобли, и в зеленовато-желтом сумраке, казалось, рос по котловине прямоствольный тальник.
А были в котловине пески да прижухлые травы, мелкие, как песок. И еще озеро в камышах и солнцах, похожих на плиты соли.
Пришел с осмотра лагеря Никитин, одна щека была у него перевязана — болели зубы.
Наумыч сказал:
— Привезем мы вас к самой борьбе, скажем для виду-то — болящие, али что… коли спросят.
Никитин спросил:
— Оружие привезли?
Наумыч почесал молотком бок.
— Оружью?.. Ты ведь, баял, не привозить.
— Не нужно.
— Значит, не привезли. Дисциплина! Они тоже понимают!..
Калистрат Ефимыч отозвался с телеги:
— Привезли. Ты ему, Микитин, не верь.
— А ты укажи, — разозленно крикнул Наумыч, — нет, ты укажи, где оно?..
— Найдешь у вас…
— Ну, и молчи!.. Раз твое дело молчать! Я штаб, я отвечаю, понял?
Полдень закружился сухой, желтолицый, яркий.
Яркие отделились от юрт офицеры. Загарцевали в лисьих малахаях баи на иноходцах. Гикали джигиты.
Сказал Калистрат Ефимыч:
— Байга!
И, отгибая кошму, как будто радостно отозвался Никитин:
— Байга!
Песни на поляне желтые, как масло. Люди на земле — липкие, блестящие листья. С одной стороны — киргизы, с другой — новоселы.
Желтая шелковая нить песка перед ними. Лошади дышат торопливо. Тяжел, густ человеческий пот. Ржут телеги, ржут люди; вся земля — пески ржут.
Пыль над поляной, над розовым озером.
Подвезли телегу к поляне. Мокрый, с мокрой фуражкой, тискался Наумыч, кричал:
— Не жми! Не жми! Тут болящие-е!..
Хохотали мужики.
Офицер выехал на середину поляны и, пригибаясь к луке, говорил сбивчиво и волнуясь о дружинах Святого Креста, отрядах Зеленого знамени, о защите отечества.
Вороная лошадь играла мускулами. Наумыч сказал:
— Ладный конь!.. Надо приметить!..
Джигит выехал с бараном через седло и понесся. С гиканьем догоняли и рвали барана джигиты.
— Кто вырвет — выиграл, — сказал Наумыч в телегу.
Густо пахнущей тайгой стояли мужики, и ни один не выбежал на поляну. Только, как ветер листьями, шевелил мчавшийся джигит волосатые веки мужиков.
— Наших нет? Не догоняют? — спросил Никитин.
— Борьбы ждут. Ето все так… зря…
Голоспинные киргизята гнались вперегон на коротконогих лошаденках. Киргизы загикали:
— Ей! Ей!
Но так же, колыхаясь глазами, тесно стояли мужики.
Киргизы взглянули на темные пласты их тел, на неподвижную шерсть бород и, замолчав, сдвинулись.
Пахло кислой кошмой в телеге, глядеть в щель нужно через Никитина. Нельзя было охватить все поле, наполненное людьми.
