- Ну хорошо. Накормил вождь своих подданных...
- Соплеменников. Это разные вещи. Вождь - не царь, его и заменить можно. Очень даже просто - путем тоже потлача, но более щедрого.
- Как интересно... И смешно немного. Продолжайте. Накормил вождь жиром...
- И поевшие жира становятся его должниками. Впрочем, поедание жира - только начало. Дающий потлач устраивает и настоящее пиршество, а потом раздает ценные между индейцев вещи. Всякие там одеяла, ружья, муку и так далее. Интересно, что белые власти борются с этим обычаем.
- Что же в нем плохого?
- Доведение, с точки зрения белых, до абсурда. Высшей формой потлача становится уничтожение имущества, отречение от него.
- Ради чего? Ради кого?
- Ради предков, например. Есть миф, по которому предков можно воскресить чередой богатых потлачей. Но этот миф - только повод, конечно. Главное - это унизить соперника, который, возможно, тоже дал потлач, то есть дал тебе в долг. Унизить, поставить его в тень своего имени. Ну, и остальных получателей потлача тоже. Такая вот война имуществ. Разумеется, когда белая администрация в Америке видит, что индейцы уничтожают свои продукты, свой жир, когда те топят лодки, жгут дома, они почитают себя обязанными остановить это безобразие.
- И что же, получается?
- Нет. Индейцы просто убегают и делают потлачи в других местах. Однако, это крайности. Главное же свойство потлача - роль кредита. Это кредит в обществе, еще не имеющем денег, в обществе, где нет торговли, а есть только обмен. Давший потлач делает взявших своими должниками. Он уже может, например, не беспокоиться за судьбу детей на тот случай, если прежде времени умрет. Их воспитанием займутся получатели потлача. Человек, желающий добиться более высокого положения в племени, тоже дает потлач, причем ему помогает в этом весь род. Кстати, от потлача уклониться нельзя. Не пригласить кого-то нельзя тоже, потому что это означает тяжкое оскорбление: человека хотят исключить из такого вот круговорота взаимных услуг и обмена товарами. То есть выгнать из племени, понимаете? Вот вам и сказка про фею.
Надежда Николаевна потерла лоб, замерла. Потом, не убирая руку со лба, взглянула на Бокильона.
- То есть вы хотите сказать, что нынешний праздник - это тоже потлач?
- Безусловно.
- Господи, какое варварство! То-то я и смотрю, что все образцовые нации от такого обычая давно отказались.
- Не будьте строгой, Надежда Николаевна. Любой из наших обычаев, любое правило общежития уходит корнями к варварству. Иначе и быть не может. Впрочем, возможно, что на самом деле это и не варварство вовсе, а как раз наоборот.
