- Мое дело - угостить и увеселить народ от имени государя - сказал Бер. - Мне для этого отвели площадь на Ходынке. Если угодно, то запишите для своей газеты: я по совести утверждаю, что в круг моих обязанностей никоим образом не считаю входящею заботу о местности вне площади гулянья. Так как при таком условии нет предела, где эта забота могла бы считаться оконченною во все четыре стороны от площади гулянья. Тогда Особому установлению, пожалуй, пришлось бы чинить и проселочные дороги, ведущие к гулянью... Записали? И потом, не стадо же там ходить будет. Люди! Неужто не посмотрят, что у них под ногами? Да и не так уж там ям много. Большая часть поля - ровная. Я вам, голубчик, вот что скажу: к нам с минуты на минуту должен пожаловать... э-э... Словом, на поле ехать надо, вот так!
- На Ходынку? - переспросил д'Альгейм.
Раздался предупредительно-небрежный стук в дверь, и тут же она отворилась.
В кабинет вошли два господина: некто штатский учтиво пропустил высокого полицейского офицера и, тут же выйдя из-за его спины, по-хозяйски швырнул шляпу на столик возле кресла.
- Ваше превосходительство, мое почтение! - проговорил полицейский, взглядом обыскивая кабинет. При виде иконы с ликом Спасителя он снял фуражку, склонился и бегло осенил себя крестным знамением.
- Прошу любить и жаловать: полковник Дурнев Иван Николаевич, помощник московского обер-полицмейстера - глядя на д'Альгейма, протянул Бер ладонь в сторону полицейского. - Владимир Владимирович Николя, архитектор Министерства двора. Господин Пьер д'Альгейм, корреспондент из Парижа.
- Bonjour, monsieur d'Alheim![13] - подойдя к д'Альгейму, архитектор Николя протянул ему руку, по-европейски приподнимая локоть и наклоняя голову.
- Добрый день! - улыбнулся д'Альгейм, вставая с места. - Можно просто "Петр Иваныч".
- Мое почтение! - повторил Дурнев, подбросив к фуражке указательный палец руки, затянутой в белую перчатку. Не опуская руку, он снял фуражку и принялся обмахивать свое потное лицо:
- Корреспондент? Занятно-с...И что же, хвалить нас собираетесь или ругать-с?
- Помилуйте, полковник! - оторопел д'Альгейм. - Сии занятия не входят в мои обязанности. Рассказывать, что глаза мои видели - вот что я должен.
- Неужто и похвалить не за что? - попытался улыбнуться Бер. - Вы бы посидели в этом кабинете еще третьего дня, пока Тверскую песком не посыпали. От шума экипажей тут голова надвое кололась. А нынче?
Д'Альгейм вынул из кармана блокнот.
