Вещей оказалось больше, чем Юля думала. Но все равно не так много, как могло бы скопиться за несколько лет семейной жизни.
Подруга Наташа перед зеркалом примеряла сережки. Хотя мужчин рядом не было, она все равно принимала такие позы, как будто за ней подсматривают поклонники.
— Натуся, положи на место. Я не буду брать украшения, — Юля положила в чемодан джинсы и несколько блузок.
— Ты с ума-то не сходи…
— Это он дарил. Пусть у него все и остается.
— Ну, если тебе так не нравится, отдай мне, — Наташа покрутилась, оценивая, как сережки смотрятся сбоку.
— Я тебе говорю: возьму только свои вещи и свои книжки.
— Ну, как знаешь, — Наташа бросила сережки на столик и взяла колье: — А может, хотя бы вот это…
— Нет.
Юля начала закрывать крышку чемодана, и тут пришел Вадим.
Стоя в комнате, они с Наташей смотрели, как он неторопливо снимает и вешает куртку, приглаживает волосы, смотрит в зеркало на стене коридора… Видит в зеркале их отражение и оборачивается.
— А что, по-человечески нельзя было? — спросил Вадим с болью в голосе.
— Здравствуй, Вадим, — с сочувствием сказала Наташа, сцепляя пальцы в хрупкий замок на животе, а Юля постаралась заглушить растерянность грубостью:
— У тебя какие-то претензии?
Вадим вошел в комнату. Он был трезв, одет в костюм, и выглядел так, как должен выглядеть хороший муж, брошенный стервой-женой: немного потерянным и благородным.
— Может, поговорим? — предложил он. — Я ведь тоже живой человек, могу ошибаться.
— Вадик, я не хочу разговаривать. Все твои подарки я оставила: вещи, золото…
— Ну, зачем же так?
— Ребята, я пойду, а вы поговорите, — Наталья выскользнула из комнаты, схватила с вешалки плащ и хлопнула дверью квартиры.
Юля села в кресло, обхватила себя за плечи:
— Ну, говори.
Вадим присел на кровать:
— Я все равно люблю тебя, несмотря ни на что. Ты нужна мне. Останься! Ты ведь еще не забыла… Ты ведь помнишь, как нам хорошо было!
— Вадик, не надо!
— Не уходи!
После Шилова заслушали Арнаутова. Он был, как всегда, категоричен и немногословен.
По лицу генерала невозможно было понять, как он воспринимает услышанное. Впрочем, когда докладывал Шилов, реакция начальника главка была такой же: иногда он кивал или задавал уточняющие вопросы, а в остальное время сидел, постукивая карандашом по столешнице, и смотрел сквозь выступающего. Ничего не поймешь: то ли одобрит доклад, то ли рассмеется, то ли затопает ногами и выматерится. Что ж, наверное, так и должно быть. Должность начальника ГУВД — политическая, и генералу, если он хочет сохранить кресло, даже в мелочах нужно быть гибким политиком.
