В мутной воде | страница 73



— Тут всё?

— Всё! — отвечал Башутин, получая чек.

С этими словами он поклонился и сказал:

— Прощайте, Варвара Николаевна!

— Прощайте, Башутин, и, надеюсь, навсегда!

Он усмехнулся, но не промолвил ни слова и ушел.

В тот же вечер Варвара Николаевна поехала дальше.

Глава девятнадцатая

30 Августа под Плевной

I

Только что забрезжилось, когда маленький, рыжий, весь в веснушках, солдат просунул в землянку сперва фонарь, а потом и свою голову. Вместе с фонарем он принес медный котелок и стакан, в котором лежало несколько кусков сахара. Он присел на корточки, достал из-за обшлага бумажку с чаем, высыпал чай в котелок и, когда покончил с этим делом, направил фонарь в угол землянки, поднялся и подошел к лежавшему под буркой офицеру. Солдат участливо взглянул в спящее лицо офицера и легонько тронул его за плечо.

— Ваше благородие! Пора вставать! — проговорил он, наклоняясь к Венецкому.

— А? Что?.. Еще минуточку… одну минуточку! — проговорил во сне Венецкий, потянулся и снова сладко заснул.

Рыжий солдат добродушно усмехнулся, вернулся к котелку, накрыл его попоной, закурил трубку и задумчиво глядел в мокрую землю. Прошло не более двух-трех минут, как он снова подошел к Венецкому и проговорил:

— Ваше благородие! Пора… Все пошли на батарею.

Венецкий что-то пробормотал, вдруг открыл глаза, прищурил их при свете фонаря и сладко потянулся. Ему так не хотелось вылезать из бурки, под которой было так тепло и уютно.

— Ты, Барсук, говоришь — все пошли? — спросил он, лениво приподнимаясь с войлока.

— Все Алексей Алексеевич… Сейчас батарейный выйдет.

Венецкий еще потянулся, зевнул и вдруг быстро поднялся; при свете фонаря, слабо освещавшего землянку, вздрагивая от сырости, отыскал пальто и фуражку и хотел было выйти, как Барсук подал ему стакан чая и заметил:

— На дворе сырость, ваше благородие… Вы бы сперва чайку выпили.

— Ты где это чаю достал?

— У денщика у полковникова. Щепотку отпустил… У самих, говорит, мало.

— Спасибо тебе, Барсук!.. — с нежной ласковостью проговорил Венецкий, принимая стакан. — А сам пил?

— Я хлебушком разжился…

— Эка ты какой!.. Пей, брат, сам… Ну, еще раз спасибо! — проговорил Алексей Алексеевич, быстро выпив какую-то желтоватую бурду под названием чая, и вышел из землянки.

Мелкий, назойливый дождь лил сверху. В воздухе стояла сырость и тянуло запахом солдатского жилья. Начинало рассветать. Все предметы рисовались неясными контурами в серой дали. На площадке стояло несколько солдат, покуривая трубки. Один из них весело играл с Жмуркой, батарейной собакой, пришедшей под Плевну из Белгорода. Когда Венецкий проходил мимо солдат, все они ласково говорили: