Забежав на минуту к нашим хозяевам, чтобы узнать, где будут смотрины и как туда пройти, мы застали и наших хозяев, приготовляющихся также идти смотреть; даже Анна не вытерпела, приоделась, насколько это было возможно сделать при помощи трехкопеечных тесемочек, упросила побыть с ребятами какую-то старуху и торопила всех нас идти. Мы и пошли все вместе.
В доме невесты и около дома стояло уже множество народа — мужиков, баб, молодых ребят и девушек. Пробившись через толпу, наполнявшую сени, мы пробрались в большую горницу, также почти битком наполненную народом. Свободным оставалось место только у стола, накрытого белой скатертью.
— Поживее, поживее, девки! — говорил отец невесты, приодевшийся и причесавшийся мужик.
— Сейчас, сейчас приготовимся! — слышались девичьи голоса из-за перегородки. Там шел туалет.
— Нечего копаться! Поспешать надо!
— Сейчас, тятенька! — ответил звонкий девичий голос.
Тятенька, по-видимому, не испытывал никакого волнения и, поторопив «девок», вышел на крыльцо, потом опять воротился, присел на лавку.
— Что, Михеич, — обратился он к кому-то в толпе. — Не видать их? Поди-ка, погляди с крыльца. Ждать-то неохота…
— А вот я погляжу…
Михеич сбегал на крыльцо, поглядел, сказал, что не видать, а что, надо быть, скоро будут.
— Ну? всё, что ли, там у вас? — опять сказал отец за перегородку.
— Всё! Сейчас!
— Иди, садись на свое место — того и гляди придут.
Из-за перегородки появилась невеста — среднего роста, с живыми, простодушными, добрыми, но немного робкими глазами. Она без всякой излишней скромности и конфуза, твердою, спокойною поступью сделала несколько шагов к лавке и спокойно села, прямо смотря на публику, которая ей была давно знакома. На ней была шерстяная красного цвета с какими-то зелеными цветами юбка, голубая кофта с стеклянными пуговицами и большой брошкой у горла; на волосах лежала широкая розовая лента, завязанная бантом сзади.
— Ты того, — сказал ей отец, не стесняясь публикой, — половчей ему покажись!..
Невеста встала, расправила свою юбку, поправила что-то на голове и села, спрашивая отца взглядом: «Так ли?»
— Ну, ладно! Ничего!
— Не ударь, Марфа Александровна, перед Кобылинскими в грязь лицом! — проговорил кто-то из зрителей.
— Очень я их боюсь! — покраснела и весело сказала невеста.
— Идут! — вдруг воскликнул какой-то мальчишка, вбежав сломя голову в горницу.
Толпа раздалась, дала дорогу отцу жениха, его жене-старухе и, наконец, самому жениху. Как только раздалось слово «идут!», из-за перегородки вышли мать невесты, родственницы ее и множество девушек-подруг, которые помогали невесте наряжаться. Все вошедшие помолились на образа, и родители поздоровались.
