– Это точно были премонстранты? – засомневался бас. – Не врёшь, морда лысая, кандальная? Или же путаешь? Может, заблуждаешься?
– Нет, не путаю. Это были монахи-премонстранты, продающие Святые индульгенции. Облачены в чёрные рясы, поверх которых были наброшены белые кружевные рубахи. Кха-кха…
– Молчать, безумец! – взвыл глашатай. – Молчать!
«Обыкновенная классическая подстава», – мысленно поморщился Макаров. – «Втюхали простаку, суки кружевные, запретную книженцию, да и сообщили об этом вышестоящему начальству. Из знаменитой серии: – «Знаковые мероприятия надо готовить загодя, чтобы комар носа не подточил. Достоверность – превыше всего…». Как там вещал тощий басовитый инквизитор? Мол: – «Совсем, понимаешь, разбаловались. Совесть и страх потеряли…». Так и подмывает добавить: – «Сталина на вас нет!». Да, как же тесен Мир. Вернее, Миры…».
– Готов ли ты, подлый еретик, пройти испытанье железом? – после короткого совещания с коллегами, проскрипел Гранвелла.
– Согласен, отче. Кхы-кхы…, – глухо прокашлял ван Рост. – Готов…
– Да, будет так! Обвиняемый в ереси приговаривается к сорока пяти ударам железным прутом – в область, где его ноги срастаются с туловищем. Выживет, значит, не виновен. Помрёт – еретик! Последнее слово…
– Сорок пять ударов? – тихонько переспросил сосед-бородач. – Многовато будет. Многовато…. И я, клянусь Богом, такого не пережил бы. Даже не смотря на многие слои подкожного жира, смягчающего удары. Бедный ткач…. Кому он мешал? Работал, как проклятый, по пятнадцать часов в день. Детей приучал к труду. Жену любил. Шлюх обходил стороной. Эх, жизнь наша – жестянка…
– Прощай, моя прекрасная, добрая и верная Луиза! – выкрикнул обречённый на верную смерть, и затянул – слабым и чуть подрагивающим голосом – песню:
Ты. Как мелодия злая, волшебная.
Ты – как святая и злая – вода…
Капает – с Неба. Как приз – от волшебника.
Капает – с Неба. Всегда….
И лишь дожди – в перубленной памяти.
Грозы и молнии – в пьяном бреду.
Гром на завалинке старенькой заверти.
Хвастайтесь кто-то. А я – не смогу.
Ты. Только ты. Перублены – просеки.
Тихий закат. И забытый – причал.
Тихая роща. Забытые – сосенки.
Тихий причал, как начало – начал.
Всё ещё будет. Как мелкие – капельки.
Этого странного, право, дождя…
Кто-то сказал, что грехи мы отплакали.
Он всё соврал. Он соврал – навсегда.
Кто-то сказал. А мы – отдуваемся.
Кто-то сказал, и пропала – стезя.
Солнце взошло. Оно – улыбается.
Правильно всё. Без Любви нам – нельзя.
