Индейцы устраивают восстание под предводительством Самбо, отца Мартина Паса. В вожди мятежа прочили самого Мартина, но он стал вызывать подозрение своих соплеменников с тех пор, как влюбился в Сару.
Молодой индеец случайно подслушал тайную беседу между Сертой и Самуилом, из которой узнал, что Самуил в свое время спас после кораблекрушения дочь одного вельможи и стал выдавать ее за свою дочь. Женившись на ней, а затем раскрыв перед всеми ее благородное происхождение, Серта сможет проникнуть в высшее общество Лимы. Самуил и продает ему Сару за сто тысяч пиастров.
В момент подписания брачного договора Сара исчезает с помощью Мартина Паса, который передает ее под покровительство дона Вегаля, а сам спешит присоединиться к восставшим. Город захвачен повстанцами. Мартин Пас устремляется на помощь дону Вегалю, дом которого осажден мятежниками, ему приходится вступить в борьбу со своими единомышленниками и с родным отцом! Самбо приходит в голову столкнуть его с Сертой и его отрядом. Метис погибает в бою, а индеец завладевает бумажником и находящейся там распиской, из которой явствует, что Сара — дочь дона Вегаля. Тем временем Самбо похитил Сару, которую осуждают на смерть: в лодке из древесной коры она должна быть брошена в водопад реки Мадейры. Лодка мчится к бездне, Мартину Пасу удается, запустив лассо, охватить им утлую ладью, но его настигает стрела, он падает в лодку и вместе с Сарой гибнет в кипящей пучине водопада. Другая стрела пронзает сердце дона Вегаля.
Такова довольно искусственная развязка этой многообещающей новеллы.
Шарль-Ноэль Мартен, написавший замечательное предисловие для Полного собрания сочинений Жюля Верна в издательстве «Ранконтр», полагает, что «Мартин Пас» отмечает в творчестве писателя поворот, который, по-моему, уже определился, когда он написал «Первые корабли мексиканского флота» («Драма в Мексике»). Однако верно, что рассказ этот раскрывает одно из основных качеств его дарования; замысел рассказа интересен тем, что автор написал его, просмотрев альбом акварелей перуанского художника Мерино, друга Араго, что особо подчеркивает, по мнению Шарля-Ноэля Мартена, «…живописную сторону жюль-верновской прозы. Жюль Верн, как и Гюго, был как бы ясновидящим — в смысле яркости его воображения — он внутренним взором видел сцены, которые затем описывал с изумительной четкостью, выявляющей у художника его способность наблюдать. Искусство Жюля Верна состоит в значительной море в том, что он сумел заставить десятки миллионов читателей увидеть то, что сам он увидел внутренним взором».
