Он подождал, пока Джасти не повернулся и не поплелся за ним по тропинке, гадая про себя, во что же такое его сейчас втянули. Мужчина, выставив лицо вперед, двигался против ветра, пока кожа не покрылась мурашками и не побледнела, и Джасти стало казаться, что он в какую-то долю секунды почувствовал приближение чего-то, чего не было. Но он не думал о том, чтобы повернуть назад, когда на верху склона, над ними, показалась толпа людей, которая стала что-то выкрикивать и вдруг начала петь.
Ник вывел машину с территории ракетной базы и не поверил самому себе. Около базы находилось сегодня гораздо меньше забастовщиков, чем их было в последнюю неделю. Большинство пикетчиков приехало сюда из Шеффилда или из еще более отдаленных районов, очень немногие — из района Пикс и совсем никого — из Мунвэла. Это выглядело так, словно министру обороны в конце концов удалось доказать свою правоту.
База располагалась на пути следования из Шеффилда, находящегося в живописной долине, к окраине района Пикс. Место пикетирования было в непосредственной близости от водохранилищ, а некоторые из пикетчиков находились недалеко от Мунвэла. Когда супружеская чета, владевшая книжным магазином в Мунвэле, написала министру обороны, — там, в министерстве, получили послание, но сказали, что Мунвэл слишком маленький городок, чтобы обращать на него внимание. Такая реакция способствовала появлению дополнительного количества пикетчиков из района Пикс, но не надолго. Нынешняя демонстрация целиком и полностью носила мирный характер, даже слишком мирный, как показалось Нику. Что бы он ни написал в своем репортаже, он уже представлял его заголовок крупным планом: «В Пиксе поддерживают ракетную базу». Похоже на совершенно иную работу, для людей в масках в воздушном пространстве, подумал он, потягивая кислый джин, когда с удивлением представил себе, сколько еще неприятностей доставит ему Джулия.
В то время он уже почти год вел анонимные передачи с пиратской радиостанции, когда они встретились во время сбора средств в пользу Международной Амнистии. Джулия, незадолго до этого, также начала вести радиопередачи. Когда она узнала, что он репортер, то стала прощупывать его настроения; узнала о его недовольстве при виде своих смягченных или искаженных до неузнаваемости репортажей; о том, как он покорно смирялся со всем этим, когда газета позволяла пустить в печать символически левое обозрение. Самое лучшее, чего можно было ожидать и к чему он стремился, — это времени, когда газетами будет владеть как можно меньшее число хозяев и когда они наконец станут рупорами для больших глоток. «Но есть альтернатива», — сказала она тогда, и ее глаза заискрились. Но он мог быть не только репортером, который использует ее радиостанцию, чтобы говорить о том, о чем запрещалось говорить в газетах.
