— Что случилось с твоими глазами, чхота-баба[10]? — спросил он.
Гьяну не нравилось, когда его называли чхота-баба, как маленького.
— Ничего не случилось, — ответил он.
— Тогда зачем очки?
— Они от солнца, — объяснил Хари.
— Очки в твоем возрасте… даже еще не женился! Бабушка твоя и та без очков вдевает нитку в иголку.
— Послушай, оставь мальчика в покое, — сказал Хари. — Тебе небось не пришлось учиться в колледже, читать все эти книги — смотри, полная сумка.
— И одежда белая, — не отставал Тукарам. — Может, ты стал этим, как его… конгрессистом, связался с чудаками, которые собираются прогнать сахибов? А мы-то что станем делать без сахибов? Они хоть взяток не берут, как наши.
Он прищелкнул языком с явно наигранным возмущением и отвернулся к волам.
— Ну, поживее, вы, твари жирные! — заорал он. — Не видите, я жду? Или вам черные очки надеть? Хо-хо, Сарья, хоа-хап… Вот так-то лучше. Успокойся, успокойся! А ты, Раджа, чего отстаешь, шайтаново отродье… Хоа-хап!
Никаких указателей на дороге не было, но и без них Гьян знал, что до деревни Коншет от станции не больше десяти миль. Обычно Раджа и Сарья покрывали это расстояние часа за три — не дольше, большую часть пути они довольно быстро ехали к дому под веселый звон колокольчиков. Однажды они довезли его даже за два часа. Но сегодня их приходилось сдерживать. Хари объяснил, что не успел в этом году подковать волов и боится, как бы они не сбили копыта. Он сидел на краю телеги, скрестив ноги и оставив брату более удобное место рядом с возчиком.
Вдруг он забеспокоился, спрыгнул с телеги и пошел пешком рядом с нею.
— Я засиделся по дороге на станцию, — объяснил он Гьяну. — Охота размяться. В последние дни работы было не так уж много. — И он хлопнул себя по животу правой рукой.
Живот у Хари был плоский, крепкий — сплошные мускулы, и шлепок получился звонкий, как деревянным молоточком по дереву. Гьян улыбнулся. Он точно знал: Хари спрыгнул с телеги только для того, чтобы стало полегче волам. Не говоря ни слова, он тоже слез на землю и зашагал рядом с братом.
Дорога была тенистая, густые заросли по обеим ее сторонам образовали надежные стены, казалось, вверху, как раз над их головами, изогнулась крутой дугой лента неба. Над стремительно стекающими со скал ручьями взмывали голуби. Иногда вдруг попадалась поляна — здесь человек победил джунгли и посеял рис. Но сейчас, летом, рисовые поля были коричневые и голые.
Джунгли владели землей.
Именно такими вспоминал он джунгли, их кажущуюся пустоту, их тягостное молчание, их зловещий, недружелюбный мрак. И все же это была его родина, хотя он и почувствовал себя здесь чужеземцем!
