Это, конечно, не так увлекательно, как их с Вальцем игра в Освенциме, когда они держали пари, сколько можно переломать костей заключенному, чтобы тот не потерял трудоспособности. Ну да на худой конец и «заксенгрусс» сойдет. Флик полез за ключом от комнаты, где содержались заложники. Их можно было, разбив на группы, разместить в имеющиеся здесь четыре комнаты, но эсэсовцы предпочли затолкать всех десятерых в одну. Флик заранее предвкушал удовольствие созерцать искаженные страхом лица и ужас от его улыбки, не предвещающей ничего хорошего. Он готов был наслаждаться подобным образом до бесконечности.
Он уже приближался к комнате, когда Вальц окликнул его:
— Погоди-ка минутку, Карл.
Обернувшись, он увидел, что напарник озадаченно смотрит в глубь коридора, ведущего во двор.
— В чем дело? — поинтересовался Флик.
— Что-то не так с лампочками. Самая дальняя гаснет.
— Ну и что?
— Она гаснет. — Он глянул на Флика, затем снова в коридор. — А теперь вторая!
Голос Вальца взлетел на октаву, он перехватил автомат на изготовку.
— Иди сюда!
Флик выронил ключи, сбросил предохранитель «шмайссера» и побежал к приятелю. Пока он добежал, погасла третья лампа. Флик попытался рассмотреть, что происходит в коридоре за погасшими лампами, но не увидел ничего. Казалось, все пространство утонуло в непроглядной тьме.
— Не нравится мне это, — произнес Вальц.
— Мне тоже. Но я не вижу ни одной живой души. Может, генератор барахлит или с проводкой что-то.
Флик сам не верил в то, что говорил, равно как и Вальц, но он должен был хоть что-то сказать, чтобы скрыть охвативший его страх. Эсэсовцы должны вызывать ужас, а не испытывать его сами.
Начала гаснуть четвертая лампа. Тьма подступала все ближе и уже была футах в двенадцати от них.
— Пошли отсюда, — произнес Флик, отступая в хорошо освещенный коридор, где содержались заложники. Он слышал их за дверью. Хотя сидевшие там люди не могли видеть, что происходит в коридорах, но явно чувствовали что-то неладное.
Скорчившись за спиной Вальца, Флик все сильней ощущал холод, глядя на затухающее освещение во внешнем коридоре. Ему хотелось увидеть цель, по которой можно было бы стрелять, но там не было ничего, кроме полнейшей тьмы.
А потом тьма охватила его, сковала холодом суставы, заволокла глаза. На краткий миг, показавшийся ему вечностью, рядовой Флик ощутил безумный ужас, который он так любил вызывать у других, и почувствовал рвущую внутренности боль, которую так любил причинять другим. Затем он перестал что-либо ощущать и чувствовать вообще.
