Заныла под дверью кошка, интересно ей, что там люди делают? Сало едят? Или столетники грызут? Влезла в комнату, хвост задрала, уши драные торчком. Крысюк самокрутку в карман спрятал, хотел глупую тварь за шкирку взять да выгнать, а кошка ему об ноги трется, мурчит.
Марчук–рыжий фыркнул.
– Только вякни. Мне и так на свадьбу мышеловку подарили.
– И что? – прогрессор наконец принял сидячее положение.
– Да ничего. Дал тому умнику в морду.
– А мышеловка хоть пригодилась?
– Нет, у меня Мурчик жрет мышей, тараканов, мух, птенцов и холодец. Даже гадюку раз поймал.
– Кота холодцом кормить? – Марчук–рыжий ушам не верил.
– А шо? Сколько он там съест? Мышей ловит хорошо, надо ж его похвалить.
– Куркуль чертов, у тебя и кровать с периной небось есть.
– А не надо все из хаты пропивать! У меня батька тоже дверь пропил, когда живой был. Потом утопился на мелком месте.
Кошка тем временем сиганула на подоконник и стала грызть несчастный столетник.
– Да, пожрать бы не мешало.
– Лапшички бы, – облизнулся Паша.
– Лапши нет. Каша есть. Рисовая. Щас принесу.
Выспавшийся, в отличие от некоторых, Лось слонялся по селу, наслаждаясь жизнью. Вороны увлеченно питались повешенной. Трохим, как всегда, лез не в свое дело – на этот раз он кого–то учил перекрывать крышу. Станционную лужу заняла тощая свинья. Незнакомый махновец в латаной шинели и казацких штанах с лампасами отгонял детей от пулемета. Сельский батюшка оглянулся и решительно направился в шинок. Левчук объяснял кучке женщин, что такое подводная лодка. Женщины упорно не верили. Кто–то верещал нечеловеческим голосом. А вот и тетка Оксана. И что б тебе такого сделать? Рядышком с той повесить? Да кто ж знал, что у тебя в хате поручик квартирует? Да поручику–то ничего от той гнилой капусты не было, он же ее не ел, а меня за это били. Над селом медленно пролетел обалдевший от радости коршун. Или ястреб. Чего ж ему не радоваться, если какой–то умник связал всех цыплят одной веревочкой, чтоб они не разбежались? Вот они и не разбежались, летят в когтях всем выводком.
Трохим тоже заинтересовался покойницей, тем более вилы уже успели поломать и починка крыши приостановилась.
– А за что это ее?
Женщина в цветастой, будто из занавески, юбке захихикала.
– Так она мужа сокирою приголубила. Насмерть.
– А за что? – балтиец был не против культурного общения, а вечерком можно и пощупать эту веселую дамочку.
– За храп. Он ей спать мешал.
Трохим только хмыкнул. Это три четверти отряда перебить надо, что ли? Малахольная была женщина, но снять ее все равно надо. Уже пованивает. Воняет уже.
