Белая книга | страница 55
Когда укрепят основу, ткачиха начинает заправлять пряжу в нитченки. Чем нитченок больше, тем кропотливее работа. Иной раз на нее может уйти дня два кряду. Теперь остается перенаправить основу в другое, частое бердо, пригодное для тканья. Первое служит только для разделения нитей, когда крепят основу.
Еще осталось укрепить нити на переднем навое, поставить бердо в набилки, подогнать к нитченкам крепкие веревки от подножек. И уже тогда можно садиться за работу.
Нажмет ткачиха на подножку, и тотчас по обе стороны берда встанут вроде бы мосточки — две нити под углом к основе, в этот зев и продевают челнок с утком. Челнок щучкой выскальзывает из рук ткачихи, она подхватывает его с другой стороны и поднимает вверх, чтобы из цевки вытянулась нить для следующего нырка.
Потом слышится стук набилок, нажимается другая подножка и снова продевается уток. Сперва тканье выходит неровное, редкое, но мало-помалу выравнивается, и когда на пришву накручивается готовый конец новины, холст совсем гладкий, ладный, как положено.
В доме теперь только и слышится равномерный перестук: туки-тук! Туки-тук! Лишь изредка ткачиха прерывает работу — связывает порвавшуюся нить или заправляет новую шпульку в челнок. Время от времени приходится также отпускать задний навой и подвернуть передний, на пришву которого наворачивается готовое тканье. Иногда в однообразное постукивание врывается звук падающей на пол лучины из большого навоя.
И вот приходит день, когда видишь: пришва голая. Тканье окончено. Побыстрей ставь котел на огонь да вари кашу. Таков обычай. Ткачиха может на короткий срок дать рукам отдых и оглядеть свою работу.
А я тогда всякий раз брал гладкую доску, на которой за станом сидела ткачиха, прислонял ее к лавке и скатывался по ней на пол. Катанье было на славу, и никто мне теперь этого удовольствия не запрещал.
И наконец наступала та прекрасная пора, когда в небе снова сияло весеннее солнышко и можно было выбежать на волю босиком. Весь косогор от ворот до нижних ветел темно-зеленый в желтых солнечных крапинах цветов. Тут на мураве ткачихи стелили льняные и посконные холсты, чтобы солнце их выбелило. И они лежали там белыми тропками. Утерпеть я не мог и бегал по ним то с горки, то на горку. И хоть были на них пятна моих следов, никто меня не бранил, потому как холсты эти еще не раз полагалось полоскать и снова расстилать на солнцепек.
БЕРЕЗОВЫЙ СОК
Когда скворцы запоют свои песни, а на болоте заквакают лягушки, в жилах деревьев пробуждается сладкая кровь. После хмурой зимы, почти сплошь проведенной взаперти, с радостным нетерпением ждал я того дня, когда пойду с дедом в березнячок возле баньки. В каждой руке у меня по лотку. Дед несет два ведерка, а в них топор, наверточек и пучок пакли. Дойдем мы до места, дедушка, задрав голову, оглядит березы и выберет самую красивую — в ней, говорил он, сок слаще… Потом он принимается буравить ствол с южной стороны. Наверточек острый. С тихим хрустом высверливаются и падают наземь желтоватые колечки стружек. Я их поднимаю и облизываю:
