Белая книга | страница 17

Но как только навоз выгребали, кровля разом подымалась. Привязь нужно было крепить на нижнюю проушину. Весь коровник становился огромный, а коровы в нем казались маленькими, прямо как букашки. И тогда эхо в хлеву бывало такое гулкое, — скажешь погромче слово — оно будто само себя заглатывает. А щебетуньи-ласточки сновали высоко-высоко под крышей. Теперь им там было одиноко.

Вот какой был наш хутор.

В этих бревенчатых хибарах и за их порогом проходило мое детство, и я бывал там по-детски счастлив, а порою так же по-детски несчастлив. И все же давние мои несчастья ныне мне видятся счастьем: многое стерли годы, многое восполнила память. Отрадно вспоминать всех тех людей, кого я видел вокруг себя, кто перемолвился со мной хоть словом. Вспоминаю и глянцево-черных скворцов, и призывный их свист: они звали поднять глаза к синему небу. Там они покачивались на ветке березы, средь розовых сережек.

А вокруг нашего хутора раскинулись поля, рощи, леса, холмы, и все манило, звало меня. Зимой, когда я в сумерки, босиком, выбегал во двор, я слышал на болоте скрип полозьев; летом — голосистую перекличку петухов, крики куликов, чибисов.

Будь же вовеки благословен, серый песок, мягкими ладонями ласкавший мои босые ноги! Будьте вовеки благословенны, милые сердцу люди, что не раз направляли шаги мои и помыслы к добру! Будьте благословенны, ветхие лачуги, где некогда обретал я кров и тепло!

Две добродетели перенял я от хромого Юрка: неприхотливость и беспечность. Быть может, и толика упрямства, которую я сохранил по сей день, тоже досталась мне в наследство от покойного друга. Если так, то я должен от души поблагодарить его.

Хромой Юрк пришел к нам из другой волости. Кажется, из Залвиетской. Родных у него не осталось, был он один как перст. Для своих семидесяти лет да при такой хромоте Юрк был крепкий и подвижный, хоть и числился в волостных калеках, которых хозяева из жалости пускали на хутор и потом прогоняли, если от них не было никакой пользы. Хромой Юрк получал от своей волости ежегодно несколько мер зерна. Оно-то и притягивало хозяев, словно магнит. Почему? А потому, что старик пока еще с любой работой справлялся и взамен ничего у хозяина не требовал, кроме кой-какой одежонки да самой малости покупного табачку, который добавлял в смесь чабреца с сенной трухой.

Правая нога у Юрка была калечная, толстая в щиколотке и кривая. При ходьбе он вовсе не мог ступить на пятку. Когда Юрк пришел к нам на хутор, я все удивлялся, отчего это он ходит не как все люди, и не раз, когда мы с ним вместе куда-нибудь отправлялись, я норовил тоже выгнуть ногу, как он, и ступать только на пальцы. Я этим даже как бы хвастался, пуще всего при зрителях. Эка невидаль, я, мол, тоже так умею!