Настал день, когда Жорес снова в Бурбонском дворце. Но на этот раз не в глубине одной из лож для публики, скрывающихся между массивными пожелтевшими колоннами, обрамляющими амфитеатр тяжеловесным полукругом. Теперь он депутат и видит суровую пышность зала снизу, куда падает тусклый свет через застекленный потолок, который серым полукружием врезался в осеннее небо. Он освещает красный бархат скамей и темное дерево узких пюпитров, расположенных ступенчатым полукругом. Резко выделяется белый мрамор аллегорических статуй Свободы, Общественного порядка, Земледелия, Промышленности, глядящих на депутатов из-за председательского стола своими пустыми глазами. Монументальный стол председателя, отделанный красным и белым мрамором, еще пуст. Пуста и трибуна, выдвинутая вперед от этого стола. Она возвышается в самом центре. Раньше из ложи для публики она казалась Жоресу такой маленькой и невысокой. Стол подавлял и уменьшал ее размеры и высоту. Но здесь, в нижней части амфитеатра, она кажется такой величественной и массивной. Сколько смелости требуется, чтобы пройти восемь ступеней, ведущих к месту оратора!
Робким, смущенным чувствует себя этот самый молодой из 584 избранников нации. Они уже наполняют зал.
Большинство депутатов совершенно не испытывает ни робости, ни смущения: они и раньше заседали здесь. Депутаты обмениваются рукопожатиями, замечаниями, собираются небольшими группами и оживленно беседуют. Стоит ровный шум, прерываемый внезапным возгласом или смехом. Здесь много стариков, и их седины и лысины придают залу еще больше значительности и серьезности.
Но вот за председательским столом появляется фигура старейшего депутата, четко выделяясь на белом мраморе скульптур. Раздается продолжительный звонок, и устанавливается тишина. Сессия начинается. Начинается новая, главная полоса в жизни Жореса, неразрывно связанной отныне с этим залом и с этой трибуной, которая станет для него боевой позицией, где он сможет выдержать столько битв. Но пока, пока Жорес пребывает в нерешительности духа, и это состояние довольно долго будет отличать его парламентскую деятельность.
Нерешительность вызывалась неосведомленностью. Конечно, Жорес уже был человеком большой культуры и разносторонних знаний. Но они сочетались с полнейшим невежеством в важнейших вопросах политической действительности. Его мировоззрение, приобретенное в Эколь Нормаль, было слишком книжным и отвлеченным. Собственно, в тот момент, когда Жорес вступил в политику, он знал только две вещи: республику, с одной стороны, и клерикально-монархическую реакцию — с другой. Ему были неизвестны даже названия различных социалистических организаций, которые уже объявили войну буржуазной республике.
