Надо сказать, что островок, хоть и был невелик, представлял собой определенную опасность, ибо весь порос довольно густым лесом. И вот из этих-то густых зарослей и выскочил Зверь. Он бросился на Марию-Жанну, но девушка не растерялась, а сначала отступила на 3 – 4 шага, сжимая в руках насаженный на длинную палку нож. Чудовище встало на дыбы, собираясь обрушиться всем своим весом на молоденькую служанку и сбить ее с ног, но именно в эту минуту девушка, собрав все силы, и нанесла ему удар прямо в грудь.
Зверь издал душераздирающий вопль, поднёс переднюю лапу к ране (как делает человек, пытающийся унять кровь), а затем бросился в воду, несколько раз перекувырнулся, выскочил опять на берег, покатался по земле, воя от боли, и скрылся в чаще. Рассказ Марии-Жанны полностью подтвердила Тереза, ее шестнадцатилетняя сестра, шедшая вместе с ней на ферму. По словам девушек, случилось все это между 10 и 11 часами утра. Кстати, в тот день охотники устроили большую облаву, коей руководили господин Антуан, граф де Турнон и брат господина де Лафона. Разумеется, их известили о том, что храбрая девушка сумела отразить нападение Зверя, и они поспешили прибыть на место сражения, где им и было продемонстрировано лезвие ножа, окрашенное кровью на 3-4 дюйма. По настоянию господина Антуана о сем происшествии был составлен подробнейший протокол. Еще до наступления темноты обитатели всех деревень в округе узнали о победе человека над Зверем. Над нашим горным краем поплыл колокольный звон, но теперь это был не мрачный и тоскливый набат, который в течение целого года заставлял нас дрожать от страха, а радостный, веселый перезвон, коим бывают отмечены дни праздников. А в нашем доме бедняжка Жанна пришла в чрезвычайное волнение: она что-то мычит, пытается заговорить, машет ручонками, мотает головой, как будто хочет сказать «нет».
Сгорая от любопытства, я бросился сначала в Польяк, потом – в Жюлианж. Оба городка гудели, как потревоженные ульи. Все жители высыпали на улицу и поздравляли друг друга с избавлением от кошмара. Вскоре я встретил отца, которому, как и мне, не сиделось дома, но он, похоже, не разделял всеобщего ликования. Следом за отцом я увидел и Жюльену. Она была мрачнее тучи. Но почему? Я никак не мог понять. А этот верзила Жанту ничего не мог или не хотел объяснить. Я уже давно понял, что он, как говорится, целиком под каблуком у Жюльены, ибо он на все смотрел ее глазами; он смеялся, когда она смеялась, и плакал, когда она плакала. В тот день он пытался во всем подражать своей женушке и пыжился, напуская на себя таинственный вид.
