— Не сотрясай понапрасну воздух, побереги силы, приятель. Они тебе еще понадобятся, чтобы вопить. Немного позже. Сегодня днем.
С этими словами Хавлат резко повернулся и пошел прочь от камеры по темному коридору.
Эримиор прислонился к каменной стене, и тяжелые цепи тихо зазвенели. Его лицо пылало, он мелко дрожал. Он достиг примирения с богами, на душе у него царил мир, но старик не хотел умирать. Снова и снова, как заклинание, он повторял:
— Не забудь, Хавлат. Ты канешь в Бездну. Вспомнишь обо мне, когда будешь умирать, когда придет твой последний миг…
Чуть позже тем же утром Алинор вернулась в суд с новым прошением, требуя последнего перед казнью свидания с отцом. Хавлата в суде не было, но девять мрачных судей поступили именно так, как, по их мнению, поступил бы сам Хавлат. Они отказали девушке.
— Но вы не можете так поступить! — в ярости кричала Алинор.— Это противоречит всем законам, которые вы обязаны блюсти! Каждый осужденный перед казнью имеет право на одну встречу с родственниками!
Склонив друг к другу голову, судьи тихо посовещались, а затем главный судья объявил:
— Все это так, но твою просьбу нельзя удовлетворить по двум причинам. Во-первых, твой отец осужден за государственную измену, а значит, ни на какие послабления рассчитывать не вправе. Во-вторых, любые посещения прекращаются, когда до казни остается один день и одна ночь, а до казни твоего отца — менее половины дня.
— Это чудовищно! — возмутилась Алинор.— Его же бросили в тюрьму только вчера вечером, сегодня утром уже осудили, а казнь назначили на этот же день.
— Молчи! — Главный судья встал и пристально посмотрел на девушку.— Молчи, иначе тебя выведут из зала суда! Отправляйся домой и молись богам, чтобы они приняли душу твоего отца! Он дурной человек, колдун, и ему потребуется твоя помощь, если он не хочет, чтобы Мрак поглотил его. Уходи! У нас еще много дел, а мы и так уже уделили слишком много времени и внимания дочери изменника.
* * *
Дом Эримиора располагался в одном из самых богатых кварталов Аренджуна. Из окон открывался вид на дворец наместника и на главную площадь, где должна была состояться казнь. Алинор сидела в одиночестве в комнате с высокими потолками и безучастно наблюдала за зловещими приготовлениями.
Публичные воззвания рассылались все утро, площадь быстро заполнялась толпами любопытствующей черни, и доходы торговцев в палатках сравнялись с их выручкой за целый год. Возбужденные зрители то и дело прикладывались к флягам с вином, поглощали пирожные и хлеб с сыром и мясом, пели песни, играли на лютнях и флейтах.
